Конни не питала к танцующей внизу толпе особых симпатий, так как одной из главных причин, приведших эту толпу сюда, было отнюдь не желание следовать здравому смыслу и существующим в стране законам. Но, какими бы незаконопослушными, сметающими все добродетели со своего пути и запутавшимися в самих себе они ни были, в первую очередь они были людьми, и ее бесили бездушие и безразличие, с какими Тик-так, как дредноут, проходил сквозь них, совершенно не думая о последствиях того, что с ними произойдет, когда мир снова тронется в свой прерванный путь.

Она скосила глаза на стоявшего рядом Гарри и прочла в его лице и взгляде те же ужас и гнев, которые обуревали и ее. Зубы его были так плотно сжаты, что на челюстях четко проступили огромные желваки. Но они ничего не могли сделать, чтобы остановить то зло, которое совершалось внизу. От пуль не было никакого проку, а помышлять о том, что Тик-так прислушается к их мольбам, даже самым глубоко прочувствованным и ярким, было безумием.

Кроме того, стоит им раскрыть рот и подать голос, как они тотчас обнаружат себя. Бродяга-голем еще ни разу не взглянул в их сторону, и пока у них не было причин сомневаться, что Тик-так использует суперчувства, чтобы их найти, или что ему уже точно известно, где именно в помещении склада они затаились.

Затем Тик-так совершил столь вопиющий и жестокий акт насилия, после которого им стало совершенно ясно, что он намеренно желает спровоцировать всеобщее столпотворение, долженствующее неминуемо повлечь за собой большую кровь. Началось с того, что он неожиданно застыл перед девушкой лет двадцати с волосами цвета воронова крыла, тонкие руки которой высоко взметнулись над головой в одном из тех экзальтированных жестов, призванных выразить высшее проявление радости, возникающей у танцующего человека не под воздействием наркотиков, а самопроизвольно, от ритма движения и примитивной, бьющей по нервам музыки. Постоял немного, глядя на нее сверху вниз, словно восторгаясь ее красотой. Затем обеими исполинскими своими ручищами ухватился за ее руку и, крутанув, вырвал ее из плечевого сустава. Низко и смачно хохотнул, небрежно отшвыривая руку назад, за спину, где она повисла в воздухе в промежутке между двумя другими танцующими. Ужасное увечье было совершенно бескровным, словно руку вырвали не у живого человека, а у манекена, но крови, естественно, сейчас не могло быть и речи, но она потоком хлынет, едва вновь будет запущено остановленное время. Тогда весь ужас этого злодеяния и его кровавые последствия окажутся более чем очевидными.