Он заколебался. А зачем ему это? Маллинз вышвырнул его пинком, да и, скорее всего, опять ничего не получится. К чему продлевать агонию?
Вперед… в «скачок»… Нет. Габриель поставил блокировку и без усилий закрыл внутренний канал. С «Глазом бури» покончено. Какое облегчение, подумал он. Какое облегчение — знать, что под этой частью жизни подведена черта.
Он повернулся к стене и укрылся одеялом, заметив в темном небе за окном бледную полоску рассвета.
Тело Мелиссы Картрайт обнаружили одиннадцать часов спустя в хлеву одной из йоркширских ферм. Она умерла рано утром, на восходе солнца.
ГЛАВА 31
ГЛАВА 31
— Габриель, просыпайся.
Фрэнки легонько потрясла его за плечо.
Он поднял голову с подголовника автомобильного сиденья и сощурился. По дороге в Оксфорд он уснул, и теперь шея сильно затекла. Лоб, прижатый к стеклу, замерз и онемел.
Габриель открыл дверцу машины, в лицо ему ударил ночной холод. Он выдохнул, и губы окутало облачко призрачного пара. Немного постоял, разглядывая дом. За исключением новенького сарайчика в саду, все осталось точно таким же, как тринадцать лет назад.
— Идем.
Фрэнки взяла его под руку.
Пока они шагали по садовой дорожке к дому, на крыльце вспыхнул свет и парадная дверь открылась. На порог вышел высокий человек в вытертой домашней куртке из замши, фланелевых брюках и теннисных туфлях.
Габриель остановился. На мгновение повисла тишина, потом человек на крыльце махнул рукой:
— Заходите.
Чуть помешкав, Габриель и Фрэнки вошли в дом и закрыли за собой дверь.
Внутри также ничего не изменилось. Знакомые обои с ворсистым рисунком в прихожей… В гостиной — многочисленные фарфоровые статуэтки, прелестные пастушки и румяные ангелочки, уйма книг и журналов. Слабые лампочки под пыльными абажурами цедили тусклый желтый свет.
Хозяин дома, напротив, сильно постарел. Кожу избороздили морщины, волосы поредели. Он слегка прищелкивал языком и постоянно шевелил губами. Александр Маллинз носил старомодную вставную челюсть!
Тем не менее за стеклами продолговатых очков сверкали все те же холодные пронзительные глаза, а голос, пусть и утративший аристократическую сочность тембра, звучал по-прежнему резко.
— Итак, вы здесь. Что вам нужно?