– Может, пока приставить к нему кого-то из наших, чтоб следил?

– Где я возьму такого, чтобы следил? Ты знаешь, сколько у вас в библиотеке тех, за которыми мы и так следим? И, поверь, люди посерьезней, чем твой чех.

– Кто может быть серьезней, чем Гюнтер фон Корф?

– Возможно никто, если бы ты привел хоть один серьезный довод в пользу своих подозрений.

Если б только Ури мог предъявить Меиру свои доводы! Ури представил себе на миг, каким охотничьим азартом озарились бы усталые глаза Меира, если бы он решился открыть ему хоть десятую долю того, что знал. Честно говоря, искушение было велико, но он устоял. Не мог же он так подставить Инге и мать! Не мог, не мог и не мог! А раз не мог, значит, и спорить не о чем. Тем более, что он сам еще не был уверен в своей правоте.

Однако наметанный глаз Меира уловил на лице Ури какой-то оттенок колебания.

– Ты от меня что-то скрываешь?

– Что я могу скрывать? – с притворной легкостью отмахнулся Ури. И добавил для убедительности, что он просто страшно устал от бесконечного бессмысленного сиденья перед дверью в аннекс, и нельзя ли его от этого сиденья на сегодня освободить.

– Нельзя, – жестко сказал Меир, но с вопросами больше не приставал. – Устал, не устал, отправляйся на свое рабочее место.

– Как, прямо сейчас? – ужаснулся Ури, чувствуя, как уплывает последний шанс забрать на почте конверт с красной тетрадью. И взмолился, зная, что злоупотребляет своей еще не иссякшей до конца властью над Меиром:

– Дай мне передышку на пару часов, – хотя бы побриться и принять душ.

– А что, там, где ты проболтался всю ночь, даже душа не было? – усмехнулся Меир и смилостивился. – Ну беги, принимай душ, сменишь Джерри в четыре часа.

Ури помчался через многоцветное празднество парка, впервые впуская в сознание происходящее вокруг. Где-то слева играл военный оркестр, по дубовой рощице за рекой ворчливо перекатывалась орудийная канонада, словно там ворочалось и хрюкало сердитое чудовище. Два раза Ури пришлось отпрыгнуть в кусты, чтобы увернуться от летящей на него лавины кавалеристов с обнаженными палашами. Первый раз они были в синих мундирах и меховых шапках, второй – в красных туниках и киверах. Когда Ури поднялся на вершину холма, он увидел, что синие и красные смешались внизу у подножия, – оттуда доносился храп лошадей, отдельные выкрики, звон стали о сталь. Как эта игрушечная война была непохожа на его войну, где не было ни ярких мундиров, ни картинных скачек! Впрочем, в той прошлой войне так же умирали и убивали, как и в сегодняшней, – в этом они не отличались.