Войдя в спальню, Инге откинула покрывало, с наслаждением сбросила туфли и, не раздеваясь, прилегла на белый накрахмаленный пододеяльник. «Черт с ним, к приезду Ури постираю», – устало пообещала она в ответ на свой собственный упрек. И приказала сама себе: «А теперь закрыть глаза и никаких ненужных мыслей!» Однако выполнить этот приказ было не так-то просто. Воспоминания, тесня друг друга, хлынули из какой-то внезапно отворившейся душевной прорехи, и недовольный участившимся ритмом материнского сердца младенец заворочался в животе, требуя внимания и покоя. Инге зарылась лицом в подушку, пытаясь умерить разбушевавшийся пульс и утишить звон в ушах.

Но стоило звону чуть поутихнуть, как сквозь него прорвался неумолимый звук приближающихся шагов. Походка твердая, решительная, – цок-цок! цок-цок! – по паркету со стороны кухни, все ближе, все громче, все неотвратимей. Инге сжалась в комок и плотней натянула на себя покрывало. Шаги уже звучали прямо на пороге спальни, дверь распахнулась, и голос Вильмы произнес:

– Что с вами, Инге? Вам нехорошо?

Хелька

Хелька

Клауса не было так долго, что Хельке даже перехотелось в уборную. Пописать она все-таки решилась, втиснувшись в щель между камнем и скалой, а бушевавшие в кишечнике вихри как-то сами собой затихли, оставив тупую боль чуть пониже пупа. Зато вдруг ужасно захотелось есть. Под ложечкой образовалась зияющая дыра, которую необходимо было срочно заполнить чем-нибудь мягким и горячим. А Клауса все не было и не было…

Наверно, фрау Инге все ему рассказала, и он решил задержаться в замке подольше, чтобы избежать встречи со своей настырной мамкой. Хелька даже начала было жалеть, что не приняла предложение фрау Инге поехать с ней наверх в ее машине. Но тут же сообразила, что, если бы фрау Инге рассказала Клаусу, что она ждет его на дороге возле моста, он ни за что не оставил бы ее сидеть тут в одиночестве до ночи.

Тень скалы стала длинной-длинной, от реки потянуло вечерним холодом. Хелька сжалась в комок, чтобы согреться, и, наверно, задремала, потому что когда она почувствовала на щеке дыхание Клауса, он уже прислонил велосипед к камню и наклонился ее поцеловать.

– Что случилось? Почему ты здесь сидишь?

«Так он ничего не знает!» – дошло до Хельки, но она спросонья забыла, что собиралась не рассказывать ему все сразу, а начать потихоньку с куста шиповника и с разбитого цветочного горшка. Все это время, пока она, съежившись, сидела под скалой, она продумывала аргументы, при помощи которых она надеялась убедить Клауса избежать встречи с матерью. Но все аргументы куда-то испарились, когда ей ни с того ни с сего вдруг показалось, что Марта может выбежать им навстречу в любую минуту, и надо поскорей предупредить Клауса, пока не поздно. Она обхватила его шею руками, усадила рядом с собой на камень и, захлебываясь словами и рыданиями, стала рассказывать ему обо всем, что она пережила за этот день.