Я вышел из шалмана и побрел по центральной улице через весь город к дому Федченко. Людей уже не было совершенно, хотя обычно с пятницы на субботу молодняк бухает и шляется чуть ли не до утра. Переходя центральный перекресток, я почувствовал, как у меня сжалось сердце. Слева виднелся угол моей родной пятиэтажки. Я перешел дорогу и, приблизившись к подъезду, стал смотреть на балкон кухни пятого этажа. Две недели назад мы сидели с мамой на кухне, ели картошку с отбивными, пили вино, и мама все время подгоняла меня, говоря, что мы опоздаем на автобус. Лучше бы я тогда опоздал. Я повернул обратно к перекрестку, но вдруг меня остановила секундная вспышка лампы. Кто-то зажег и тут же погасил свет на моей кухне! Мне стало страшно, это не могла сделать моя мама. Она часто встает ночью покурить, но никогда не зажигает свет, так как прекрасно ориентируется в квартире. И даже если бы ей нужен был свет, она бы не зажигала его на долю секунды. В доме был кто-то чужой.

Вернувшись к перекрестку, я пошел вдоль забора интерната в противоположную сторону города. До дома Федченко было еще минут двадцать ходьбы. Пройдя центральную площадь с памятником Ленину, кинотеатром и парком, я свернул к убогому частному сектору – здесь начинался самый бедный район Г.

Я шел по извилистым улочкам, где время от времени на меня лениво лаяли собаки, и чувствовал, что погода вновь стала портиться. Поднялся ветер, и пошел мелкий дождь. Действие алкоголя стало проходить, и я вновь стал ощущать простуду. Наконец появилось медучилище, за ним, на следующей улице, уже жили Федченки. Дойдя до их забора, я остановился и прислушался. Кругом была тишина, свет нигде не горел. Просунув руку в щель забора, я оттянул засов, и калитка сама со скрипом открылась. Прямо передо мной за бетонной дорожкой стояла летняя кухня, а слева дом. Я подошел к будке и тут услышал тявканье – внутри оказался крупный щенок, который пытался цапнуть меня за руку. Наличие пса меня озадачило. Щенок был еще маленький, и, если он здесь, значит, или мама Сани сейчас в доме, или каждый день приходит, чтобы его покормить. В любом случае следовало вести себя очень тихо, чтобы не разбудить ни ее, ни соседей.

Одной рукой я стал гладить щенка (он тут же завилял хвостом и принял меня в друзья), а второй нащупал ключ под потолком будки, который по-прежнему висел на том же месте.

Уже через минуту я очутился в летней кухне – сухой, с мягким старым диванчиком. Я закрылся изнутри, залез под старый плед и уже собираясь заснуть, как вспомнил про записку от барменши. Решив ее прочесть, я вылез из такой уютной постели, зашторил единственное в помещении окно и, включив свет, стал читать записку. «Дорогой В. У меня все хорошо. Я много читаю. Скоро меня примут в комсомол, а потом я поеду учиться и стану известной актрисой. Злобная А. сказала, что все тайны хранятся на кладбище, но я с ней не согласна. Я бы тайны хранила в библиотеке. Всего хорошего тебе, В.! Апрель 1969 г.».