* * *
Алина снова выдвинула ящик тумбочки и, зажмурившись, погрузила пальцы в ворох увядших цветов. Тяжелый запах ударил ей в нос. Цветы были прохладными, податливыми, неприятными на ощупь, но ее пальцы продолжали рыться в них, комкать мертвые лепестки, и запах становился все сильнее и тяжелее. Наконец, она с треском выдернула ящик из тумбочки, вывалила его содержимое на пол и, надрывно, со слезами, дыша, отбросила ящик в сторону, глядя, как в воздухе кружатся и оседают мятые одуванчиковые пушинки.
Кто это сделал?
Может, это сделала ты?
Может, ты свихнулась?
Мало ли, что ты еще сделала…
Подвеска хрустально пела под потолком, и сейчас в ее пересыпающейся хрупкой мелодии Алине совершенно отчетливо послышалось издевательство. С трудом подавив в себе желание запустить в подвеску стулом, она до хруста сжала зубы и с отчаянной злостью пнула ногой груду проткнутых спичками цветов.
Проклятые мертвые разлагающиеся куклы!
Тебе ведь пять было, Аля? Да? Пять?
Ее ладони проехались по щекам, туго натягивая кожу, потом одна переместилась к шее, да там и осталась.
Нужно было думать. Ответы шныряли где-то совсем рядом… иногда она даже видела их тени… но ей совсем не хотелось гоняться ни за ответами, ни за их тенями. Лучше всего запереться в этой комнате и ни о чем не думать.
…Ты умная. Если убивает кто-то из нас, то он должен был начать с тебя, а не со Светы. Можешь поломать ему все… Ты умная…
Но я не хочу быть умной! Я хочу просто быть! Я добилась того, чего хотела! Моя мечта сбылась! Не отбирайте у меня мою прекрасную жизнь!
Вот, Аля. В этом вся твоя натура. Этим ты все о себе сказала. Не отбирайте у меня! Другая бы сказала: не отдам!
— … я люблю ездить на кораблях… на лайнерах, пароходах, это гораздо интересней… кроме того, это бывает так… романтично…
Голос Светланы из прошлого прозвучал так отчетливо, словно ничего не случилось, и она сидела рядом, со своей обычной, так не шедшей ей смущенной улыбкой и постоянно розовеющими щеками.
Алина сглотнула и окунула лицо в сложенные ковшиком ладони. Светы нет, и это реальность — это такая же реальность, как розовые цветочки на холодной простыне. И тот, кто творит эту реальность, возможно сейчас смотрит и на нее, наслаждаясь ее слабостью и паникой, как хорошим вином. Тот, кто украл ее книгу. Тот, кто украл ее мысли. Тот, кто обращается с людьми, как с куклами.
Если только этот кто-то — один и тот же.
Алина, наклонившись, подхватила с пола горсть цветов и сунула ее в карман джинсов, потом вышла из комнаты, оставив дверь распахнутой настежь.
Закрывать ее все равно не было смысла.