Окровавленный светлый затылок…

Да, Гамара, влетел ты капитально!..

Алексей нервно потер вспотевшие ладони и тоскливо взглянул в окно.

— Лучше расколись, Леха! — ласково посоветовал Олег. — Больше признаний — меньше подозрений. Или тебе снова бутылкой заехать?! Ты учти — я сам не буду, я дядю Жору попрошу — дядя Жора сейчас очень злой. И точно не на твоей стороне.

Вершинин улыбнулся уголком рта, потом мрачно, тяжело посмотрел на Алексея, давая понять, что он человек крайне отзывчивый.

— Да вы!.. — Алексей глубоко вздохнул, потом неожиданно жалобным голосом произнес: — А вы никому не скажете?

— Честное пионерское. Валяй, думаешь, одному тебе трудно рассказывать?!

— Ладно, — бизнесмен чуть покраснел. — Мне это одеяло мамка сшила. Я под ним от грозы прятался. Я грозы в детстве боялся жутко. Часами мог сидеть под этим проклятым одеялом. У меня фонарик был и я… — он сглотнул. — Вот. Это то самое одеяло. Думал, она его выкинула, а она… Я каждый лоскуток на нем знаю.

Олег хотел было что-то сказануть, но Жора показал ему кулак.

— Ты уверен?

— Да, — Алексей затравленно посмотрел в окно. — Я до сих пор иногда… нет, не боюсь, конечно, но… Я ненавижу дождь! А он никак не кончается! Как специально!

Алина еще больше съежилась в кресле. Она не будет говорить! Они ее не заставят!

— Ну, это вовсе не так уж страшно, — Олег отошел к столику, на котором стояла массивная пузатая ваза из цветного стекла с ручками в виде прыгающих лягушек. Протянул к ней руку, потом передумал и убрал руку в карман. — Смотрите, вот такая хреновина могла или может свалиться вам на голову. Единственный недостаток этой милой моему сердцу хреновины в том, что ее здесь быть не может.

— Это как с моими картинами? — спросил Жора, внимательно разглядывая вазу. Олег покачал головой.

— Нет, это как раз наоборот. Я не делал эту вазу. Я ее разбил. А вот же ж, стоит целехонькая, — он вздохнул, потом осторожно наклонил вазу, демонстрируя донышко. — Надпись видите?

Сидевший ближе всех Петр встал, подошел к нему и наклонился над вазой.

— Любочке, — громко прочитал он, потом вопросительно взглянул на Олега. Тот удрученно кивнул.

— Во-во. Любочка — это моя мама, — Олег вздохнул, помолчал. Видно было, что говорить ему очень неприятно. — В общем, эту вазу ей ее любовник подарил, дядя Костя, одноклассник отцовский… одноклассник и корефан. Он в стеклодувной мастерской работал. Сам сделал… для нее. Я не знал, вначале, что у них… через месяц узнал… отец до всего докопался, закатил… я слышал, как они друг на друга орали. Мне одиннадцать было. Ну… я взял и разбил ее. А потом узнал, что дядя Костя погиб… авария…У матери только эта ваза и оставалась от него… Очень сильно она его любила… — Олег исподлобья взглянул на одну из прыгающих лягушек. — Она все поняла… я слышал, как она бабке жаловалась… Она осталась с отцом, но… с тех пор она словно потухла… и, по-моему, была рада, когда я вырос и уехал от них. Мне кажется, она так меня и не простила.