— Ты не постучал.

Он медленно проходит в каюту и садится на толстый зеленый ковер, спиной к иллюминатору. Двери бесшумно смыкаются. Я опускаюсь на ковер рядом с ним.

— Вулф… — Тиррен на миг закрывает глаза. — Вулф, я хочу уйти.

Я медленно растягиваю губы в усмешке.

— Это твое право, Тиррен. Они не намерены спасать против воли.

— Я… Я боюсь смерти. Я не могу уйти, я боюсь смерти! — шепчут ярко-красные губы моего друга. — Но оставаясь, я погружаюсь в ад!

— Это скоро пройдет. — моя рука касается белой как снег кожи Тиррена.

Через пять дней корабль стартует, полет займет всего неделю — и свобода вернется.

— Ты знаешь не хуже меня, что навсегда останешся чужаком в любом мире кроме Земли. — спокойно говорит он.

— Знаю. — также спокойно отвечаю я. — Но моим детям тот мир станет родным.

Я закрываю глаза.

— Обрекая на изгнание себя, я обеспечиваю жизнь своим детям, Тиррен.

Я не хочу еще раз пережить их смерть.

Он долго не отвечает.

— Ты прав. Но что, если и в том мире на нас станут охотиться?…

Я медленно открываю глаза.

— То будет уже НАШ мир, Тиррен. И мы станем его защищать.

Тишина.

— Не щадя жизней.

Молча смотрим в иллюминатор. Большой жук вяло ползет по бронебойному кристаллиту, осторожно переставляя лапки и поминутно замирая. Осень… Сезон жизни этого жука подходит к концу. Скоро ему предстоит умереть, застыв кусочком хитина на снегу. Над могилой жука будут мчаться тяжелые зимние тучи, снег множество раз покроет мягким одеялом микроскопическую пылинку. И никто не вспомнит об этом жуке. Никогда. И мы не вспомним. Слишком много иных воспоминаний рвут нашу память на кровоточащие осколки.