20

Во время последнего свидания с Леной Скок был необычайно весел. Он неуклюже острил, рассказывал глупые анекдоты – словом, вел себя как расшалившийся школяр. И все же Лена чувствовала: что-то гнетет ее кавалера, а веселость – только раскрашенная маска, прикрывающая истинное его лицо.

Они сходили в кино, потом уселись на скамейке в сквере. Скок пил теплое пиво прямо из горлышка и закусывал его плавленым сырком «Дружба». Лена грызла только что купленные семечки. Оба молчали. Лицо Скока вдруг стало хмурым и отчужденным, словно он находился не в сквере, а на таежной делянке и сжимал в руке не бутылку, а топор.

– Ты чего такой? – осторожно спросила девушка.

– Какой?

– Ну как сказать… Смурной, что ли.

– Смурной?! Где это ты нахваталась блатных выражений?

– Оно вовсе не блатное. Смурной – это вроде как пасмурный день. Солнышко то выглянет, то спрячется за тучи. Видно, тебя что-то мучит.

– Мучит? Возможно.

– Интересно, что же?

– Я все думаю о собственной жизни, – неожиданно признался Скок. – Что со мной дальше-то будет?

– В каком смысле?

– Да в самом прямом. Мне вот-вот стукнет двадцать шесть. И что? Чего я достиг? Сидел в лагерях, теперь пашу на мартене, как Папа Карло, ну а дальше-то что?

– Ну вот, ты опять о плохом…

– А о чем же я должен говорить, если в моей жизни все плохо?

– Неужели так уж и все?

– Все! Честно жить не получается. Вот никак не получается! Потому что, если честно, то так нищим придурком и помрешь. Ты вот прикинь: сколько я на мартене получаю? В лучшем случае двести пятьдесят… Двести пятьдесят тугриков. И это считается приличной зарплатой. Всю смену лопатой, как проклятый, махаешь. Сколько так будет продолжаться? Год, два, пять лет… А может, всю жизнь? Нет, хватит!

– В каком смысле – хватит?

– Уйду я оттуда.

– А на какие средства кушать будешь?