– Да хотя бы прямо сейчас. Улизнем с похорон…

– Неудобно.

– А чего тут такого? Мы засвидетельствовали свою скорбь. А ехать на кладбище… Стоять там возле могилы и наблюдать, как под траурную музыку закапывают нашего любимого Тимофея Ивановича… Извините, но, пожалуйста, без нас.

Лена немного подумала, потом вновь взглянула на Севастьянова.

– Ну что ж… Пожалуй, вы правы. Давайте уйдем. Только осторожно, чтобы никто не заметил.

Вечером Севастьянов очистил письменный стол от накопившегося на нем хлама, подвинул поближе настольную лампу, уселся за него и, вооружившись сильной лупой, стал тщательно изучать подаренную Леной цацку. Ничего нового он не увидел. Надписи, которые переводятся как: «Вижу тебя насквозь» и «Исполнится». Маленькая дырочка, видимо, для того, чтобы талисман можно было носить на шее.

Профессор таращился на свое новое приобретение, однако мысли его витали далеко. Он перебирал в памяти события сегодняшнего дня.

Вот они в кафе. Лена попросила сливочного пломбира и стала уплетать его за обе щеки, профессор же ограничился стаканом сладкой газированной воды, до которой, нужно признаться, он был большой охотник, и почти с отеческим умилением наблюдал, как девушка наслаждается мороженым. Потом они пошли гулять. По дороге зашли в еще одно кафе, где кроме традиционного пломбира им принесли сухого венгерского вина.

Лена все больше и больше нравилась профессору. Оказывается, она совсем недавно окончила филфак местного педагогического института, в котором преподавал профессор, и у них нашлось много общих знакомых. Они мило болтали, пока Севастьянов провожал ее домой, и условились встретиться завтра, поскольку этот день был субботой.

«А ведь она чертовски хороша», – размышлял профессор. Подобная девушка всегда возникала в его мечтах, когда приходили мысли о женитьбе. Умна, красива… Плюс – высшее образование. Жениться бы на такой. Чем не подходящая партия?

Вначале эта идея казалась Севастьянову нереальной. Но чем дальше он размышлял над ней, тем больше она нравилась ему. Он, конечно, не молод – почти сорок, а ей чуть больше двадцати. Но нужно же когда-нибудь обзаводиться семьей. У Лены как будто уже имеется ухажер. Тот самый Скоков. Да, Скоков… И монета принадлежала ему.

Севастьянов поднял кругляш и, совсем как незабвенный Вова Пушкарев, облизнул его языком. Вкус самый обычный, металлический… Допустим, она все-таки немножко… э-э… волшебная. Что из этого следует? Как там писал знакомец отца Афанасия?..

Кажется, так: «Талисман способен исполнять желания, но только низменные, идущие из самых глубин человеческого разума». До него он принадлежал уголовнику. А какие желания у уголовника? Именно низменные. А теперь талисман в надежных руках. Никаких криминальных мыслей у него не имеется. Талисман – просто забавная вещица с многовековой историей. Неужели ею действительно владел Жиль де Ре? Да! Синяя Борода – это звучит! И рука Синей Бороды точно так же касалась его, как теперь рука Севастьянова. Здорово! У Синей Бороды, кажется, было семь жен, а у него – ни одной. Ах, Лена, Лена… Возможно, она все же станет…