Валек выстрелил, но промахнулся, и в этот момент правее, почти на самом берегу, выросла фигура Седова.

– Справа! – закричал Коломенцев.

Валек обернулся и дважды выстрелил. Седов охнул, выронил пистолет и рухнул на песок, но и Жуков времени не терял. Пользуясь тем, что напарник отвлек противника, он всадил две пули в Валька. Тот упал на колени, бессмысленно посмотрел на Коломенцева и рухнул лицом в песок.

– Ну все, старик, поднимайся! – приказал Жуков, приближаясь к Коломенцеву. Он поднял пистолет. – Наворотил ты делов, а зря…

Мукомол встал с земли и, не глядя на своего противника, отодвинулся к костру. Тетрадь с записями Пеликана он продолжал сжимать в руке.

– Ни шагу дальше, паразит! Шевельнешься, кончаю! Где бумаги?!

Коломенцев швырнул тетрадь в тлеющие уголья костра.

– Ах ты, гад! – пистолет поднялся на уровень глаз, и мукомол понял: настал последний час.

В это мгновение далеко в стороне раздался негромкий треск, словно стреляли из детского пугача. На лбу Жукова вспыхнула крошечная красная звездочка, на мгновение лицо его выразило невероятное изумление, и майор рухнул, словно подкошенный. Потрясенный Коломенцев увидел, как из травы поднимается Чекмазов. Старик не спеша приблизился к шалашу и оглядел впечатляющую картину. На песке, совсем близко друг от друга, лежало три тела. У Седова шляпа слетела с головы и укатилась в воду. Теперь она мерно покачивалась на мелкой озерной волне, словно неведомое водоплавающее. Сам же Седов равнодушно упер незрячие глаза в небо. Жуков лежал ничком. Кровь медленно вытекала из его головы, черными кляксами застывая на светлом пиджаке.

В момент перестрелки Олегов лежал в траве, накрыв голову руками. Сколь долго все продолжалось, пять минут или час, он не представлял. Все это время он думал только о семье. Если его сейчас подстрелят, что будет с детьми? Выстрелы гремели один за другим. Краем сознания Егор уловил короткий вопль Седова и понял – дело движется к развязке. А он? Когда все кончится, что будет с ним? Он – нежелательный свидетель для кагэбэшников. Какая им разница, одним трупом меньше или больше. А если победят те, Коломенцев и второй, уж они точно не помилуют. Вспомнят и прошлые дела, и то, что привел убийц к шалашу.

Все его действия заслуживают пули, это он понимал. Вел себя как последняя гнилушка. Причина – страх за собственное благополучие. И вот теперь, когда все решилось с обычной для этой страны простотой – пуля – и точка, Олегов вдруг понял: поведи себя по-другому, не идя на поводу у собственного малодушия, все могло быть иначе. Не наведи он тогда этого рыжего на Коломенцева… Но поздно!