– Я, по-моему, еще согласия не давала.
– Вот что, ребята, – строго произнес гнусный тип. – Никто вас насильно в дамки не тащит. Хотите быть богатыми и счастливыми? Предоставляю вам такую возможность. Не хотите… Ничего не попишешь. Других найдем. Посговорчивее. Думайте. Однако напоминаю. Богатство добыть легко только тому, кто знает, где его добыть и как. У вас обоих желания много, а толку от этого мало. Только суетитесь бессмысленно…
– Ну, ладно, ладно… Я согласен! Что делать-то нужно?
– Согласен? Вот и отлично, малыш. Такой разговор мне по душе.
– Погодите, погодите! А с вами-то что станет?
– Да ничего. Почию с миром.
– А как же имущество, деньги?
– Не волнуйся, отрок! Все учтено. В прах обратится лишь моя оболочка, а сам-то я буду в тебе, вернее, тобой. Так что беспокойство твое хоть и похвально, но лишено оснований. Я все предусмотрел. Итак, приступаем к ритуалу. Ты должен возложить свои ладони мне на плечи и, смотря в глаза, громко произнести: «Был я, стал ты», и я одновременно с тобой должен сказать то же самое.
– А я? – пискнула Бланка. Ей вдруг стало необычайно тоскливо и даже страшно.
– Ты сиди… – отозвался гнусный тип. – Сиди и смотри.
Толик поднялся из-за стола и встал против того, с кем должен был поменяться разумом. Он совершенно ничего не чувствовал. Ни страха, ни удивления, только бесконечное, тупое безразличие. Равнодушно положил руки на плечи гнусного типа, как он мысленно продолжал называть обменщика. Краем сознания вдруг зафиксировал: какое у того холодное тело. Даже сквозь пиджак он чувствовал это. Впрочем, какая разница. Обменщик тоже положил свои руки на плечи Толика. Ледяные ладони!
Толик взглянул в глаза того, кто стоял напротив. Неподвижные зеленоватые зрачки, словно два осколка бутылочного стекла, желтоватая, стариковская склера… Кажется, что-то нужно говорить.
– Ты помнишь слова? Был я…
Толик молчал.
– Ну же! Был я, стал ты!
– Был я, стал ты.
В голове вдруг возник тягучий гул, словно он находился не в квартире, а в токарном цехе.
– Был я, стал ты, – услышал он сквозь этот гул стариковский шепот.
Гул нарастал, превращался в пронзительный визг, и вдруг голова с мелодичным хлопком взорвалась и разлетелась на тысячу кусков. Толик качнулся, глаза его закатились, и он упал на пол. Одновременно с ним рухнул наземь и гнусный тип. Одна Бланка продолжала сидеть за столом, совершенно не понимая, что, собственно, происходит. Так продолжалось минут десять. Потом лежащий на полу Толик зашевелился. Бланка смотрела во все глаза. Конечности Толика задергались невпопад, как у картонного паяца. Он раскрыл глаза и захлопал ресницами, потом стал обводить взглядом потолок, наконец приподнялся на локте, взглянул на Бланку и произнес: