Рев огня набрал силу и наконец превратился в оглушительный и неровный свист. Оставив позади последние огненные жерла, мы оказались в той части ущелья, где не было другого света, кроме колоссального столба пламени, освещавшего все вокруг.

Наконец, мы приблизились к пульсирующему огню; наполовину оглушенные ревом, сделавшимся теперь едва переносимым, забыв обо всем, мы с Наани замерли перед огненным столпом. Моя рука лежала на плечах Девы, мы оба молчали не только в трепете, но и потому, что пламя бушевало чересчур громко.

Постояв так долгое время, мы переглянулись, поцеловались и обратили прощальный взор к чудовищному огню.

Отблески голубого пламени освещали весьма далекие скалы. В очередной раз взмывая кверху, пламя освещало унылый, затерянный и забытый каменистый край. Мы принялись высматривать какой-нибудь ориентир, чтобы направить к нему путь, но ничего не могли заметить, кроме тех мгновений, когда пламя поднималось на чудовищную высоту, потому что огонь окружал огромные скалы. Тем не менее, я все же сумел показать Деве нижнюю часть великого склона, который нам предстояло преодолеть, чтобы вступить в Ночной Край.

Мы прошли вперед добрую милю, здесь рев пламени уже не настолько оглушал; шел восемнадцатый час дневного перехода, а потому мы ели и пили и могли спать в укромном месте между огромных камней.

Пробудившись, мы снова ели и пили, в безмолвии разглядывая пляску чудовищного пламени, а окружавшие огонь суровые скалы напоминали молчаливых гигантов, вечно следящих за огнем.

Наконец, мы взяли снаряжение и направились к ожидавшей нас предельной тьме над великим склоном — к подъему, на который нам предстояло потратить не один день.

В первые часы своих блужданий мы нередко оборачивались назад и глядели на пламя, трепетавшее позади нас и рассеивавшее тьму даже здесь.

Но наконец мы оставили этот огонь в его вечной пляске в недрах мира и, собрав всю свою волю и силы, устремились наверх. Оступаясь и спотыкаясь, мы поднимались шестнадцать полных часов, и нашли подходящий для этого шаг… мы с Наани почти не говорили — ведь вокруг нас не было ничего, кроме тьмы.

Восемь дней поднимались мы в этом кромешном мраке. Начиная с первого дня, мы двигались на четвереньках, и я шел первым, а Дискос оставался наготове на моем бедре. Сняв две лямки с ранца и кисета, я связал их в один ремень и связал наши с Девой пояса, чтобы она случайно не потерялась.

Всякий день мы шли по шестнадцать часов, ели и пили на шестом и двенадцатом и перед сном, который длился примерно восемь добрых часов. Так поступал я, чтобы сохранить силы к тому страшному отрезку пути, который ожидал нас наверху, — через все кошмары Ночной Земли.