Он встал, расправил свои гибкие руки и ноги, и улыбка горделивого самодовольства расцвела на его губах. Потом снова садясь, он прибавил:

– Впрочем, ты совершенно прав: аватар очень тяжелая, трудно перевариваемая операция.

– И мне, вероятно, дольше, нежели тебе, придется страдать от нее; потому что, вместо того чтобы замкнуться, как ты, я собираюсь жениться. Впрочем, и ты с того же начал, – засмеялся Бельский.

– Увы! Я сделал эту глупость. А ты серьезно решил жениться на Наде? Забыл, значит, свою прекрасную «Гретхен»?

– Я помню твой совет – избегать этой полоумной; да притом Надя мне даже больше нравится. Она в самом деле восхитительна, а организму моему, для того чтобы укрепиться, необходимо соприкосновение с молодым и здоровым существом. Прежний Бельский был повеса; кровь его пропитана плотскими, но простыми и пошлыми желаниями, а я люблю изящный разврат, при котором скорее наслаждаешься больше духовными чувствами, чем телесными. Как это ни смешно, но я обожаю наивные рожицы, и зажечь в таких-то ясных, невинных глазках страстный огонек, гораздо интереснее, нежели у какой-нибудь уже опытной красавицы.

Оба рассмеялись, а потом Красинский заметил:

– Желаю тебе, чтобы твоя жена оказалась сговорчивее моей и добродетель ее – менее твердой, иначе ее не хватит на два года.

– Я не намерен так скоро посвящать ее и поберегу, чтобы хватило надолго. Кроме того, я надеюсь добиться от господина, чтобы он отказался в мою пользу от своих хозяйских прав. Вспомни, что ведь именно свидание с ним и привело твою жену в исступление.

Красинский ничего не ответил; мрачный, с нахмуренными бровями, он весь ушел в воспоминания. Минуту спустя, он выпрямился и заговорил о другом. После непродолжительной научной беседы друзья расстались, а через три дня Бельский уехал из Парижа на остров Мадеру.

Ростовская приняла его с обычной любезностью, относясь к мнимому «сыну» своей покойной подруги покровительственно и нежно. Сдержанная по натуре и скромная, Надя была мила и приветливо принимала всевозможные любезности графа. Теперь Адам сделался ежедневным гостем на вилле, и страсть его к Наде росла со дня на день; а та замечала это, мужественно стараясь приучить себя и привязаться к нему. Иногда в беседах с графом Надю увлекал его живой и всегда занимательный разговор: в такие минуты он казался ей менее противным, и она утешала себя, что скоро, вероятно, полюбит его. Когда же на ней останавливался пылавший страстью взгляд, то чувство отвращения просыпалось с новой силой и по телу пробегала ледяная дрожь.