Наконец, общее любопытство было удовлетворено. Анна Николаевна вернулась в Киев, где предполагала провести зиму, а так как граф Фаркач тотчас явился к ней, то в ее салоне весь городской «большой свет» познакомился с молодым иностранцем, и скоро все были без ума от него.

В живописной долине, закрытой со всех сторон высокими горами, стоит дворец Манарма, утопая в зелени окружающих его садов. Словно орлиное гнездо, одиноко и таинственно парит он над миром, вдали от людских горестей, вражды и преступлений; а внизу, под этим убежищем мира и света, далеко, далеко кипит земной ад с его густой, зловонной атмосферой, созданной пороками, нечистыми вожделениями и братоубийственной враждой, – словом, всем, что снедает смертных. Там идет беспощадная борьба демонов с людьми, которые и в свою очередь оспаривают друг у друга обрывки плотских наслаждений и дьявольский талисман – золото; но не тот чистый металл, каким он достается из недр земли, а загаженный дьявольскими когтями, трудовым потом, убийством, враждой, сладострастием и алчностью.

Такая вредоносная, зараженная атмосфера, подобно наполненной болезнетворными бациллами воде, тяжело отзывается на человеке чистом, от нее задыхается искатель света, и она душит мага. Потому великие герметисты и бегут прочь от толпы и земного хаоса, потребности их доведены до минимума, а величайшую для них роскошь представляют уединение и красота природы.

Дворец Манармы отвечает всем этим требованиям. Вокруг него раскинута пышная растительность, а с высоты балконов и террас открываются волшебные виды; плеск фонтанов или шум далекого водопада только и нарушают глубокую тишину; в усеянных цветами рощах порхают колибри – эти живые алмазы природы, а по лужайкам и аллеям блещут своим великолепным оперением павлины. В обставленных по-восточному залах едва заметна немногочисленная, но достаточная вполне для скромных потребностей мага прислуга; как тени, мелькают бесшумно по безмолвным залам дворца босые, бронзового цвета люди, поддерживая курения на жаровнях, или подавая скромную трапезу ученому.

В эту минуту у Манармы гости; два его ученика, которых он любил и обучал началам герметической науки; один – молодой, а другой уже зрелых лет. Снисходительно и с неистощимым терпением, но осторожно и разумно соразмерял он с их неустановившимся мышлением ту дозу знания, которую они способны были воспринять. Один из этих учеников был адмирал, прошедший уже первую ступень посвящения, а другой Георгий Львович Ведринский, который хотя и не знал еще ничего, но покорил сердце ученого индуса своим чистосердечием, усердием, покорностью и, наконец, своей страстной к нему привязанностью.