Родители покидали место сборища с разбитым сердцем, жгучим отчаянием в груди и, как мне показалось, несколько даже подвинувшись рассудком. Как бы то ни было, в ту ночь я счел благоразумным не переступать порога их процветающего хозяйства и заночевать в конюшне.

Где-то вскоре после полуночи я проснулся от странного и одновременно недоброго предчувствия. Я встал со своей импровизированной постели и заглянул в оконце плавильного цеха, где, насколько мне было известно, теперь обычно спал отец. Пламя в печи пылало очень ярко, можно сказать, даже яростно, из чего можно было предположить, что на следующий день родители намеревались снять со своего специфического поля особенно обильный урожай. Один из чанов урчал и загадочно побулькивал, словно выжидая того момента, когда можно будет выплеснуть наружу всю накопившуюся в нем колоссальную энергию.

Отец, к моему удивлению, не спал. Он стоял в длинной ночной рубашке и ловкими движениями завязывал узел на прочной веревке, делая из нее петлю. По тем взглядам, которые он время от времени бросал в сторону материнской спальни, я понял, какие мысли будоражили в тот момент его натруженный мозг. Лишившись от охватившего меня ужаса способности говорить и даже просто двигаться, я при всем своем желании не мог ни предотвратить надвигавшиеся события, ни хоть как-то предупредить мать.

Неожиданно дверь ее спальни бесшумно распахнулась, и я увидел ее стоящей на пороге. Оба родителя с явным изумлением на лицах застыли на месте, неотрывно и с неослабевающей настороженностью глядя друг на друга. На матери также была ночная рубашка, а в правой руке она сжимала орудие своего традиционного промысла — кинжал с длинным узким лезвием.

До меня дошло, что и мать не могла позволить себе лишиться последнего источника вожделенной прибыли. На это ее подталкивали как недружелюбная реакция сограждан, так и факт моего временного отсутствия. Еще несколько мгновений оба родителя обменивались пылающими взглядами, после чего, явно охваченные приступом неописуемой ярости, набросились друг на друга. Ареной их битвы стало все пространство москательного заводика. Отец сыпал проклятиями, мать пронзительно вопила, и оба сражались, как демоны: она норовила пырнуть его кинжалом, а он явно хотел удушить ее если и не удавкой, то просто голыми руками. Не скажу точно, как долго я имел несчастье наблюдать этот досадный поединок, однако в конце концов после отчаянной схватки ее участники разошлись в разные стороны.

Грудь отца и лезвие кинжала в руке матери красноречиво свидетельствовали о том, что физический контакт между ними все же состоялся. Еще несколько мгновений они с подчеркнутым недружелюбием взирали друг на друга. Затем мой бедный раненый отец, видимо, почувствовав прикосновение руки безносой, начал всем телом заваливаться вперед, отбросив всякие попытки дальнейшего сопротивления, но в последний момент он все же успел охватить обеими руками мою дорогую мать. Подтащив ее к краю кипящего котла, он мобилизовал последние остатки растраченных сил и завалился вместе с нею в булькающую жижу!