— Я видела кое-что, чего бы ты в жизни не захотела видеть. Я видела Кэпстика на заднем ряду. И остальных. Всю старую банду. Я узнала их, без сомнений. Но они как-то изменились. Это было ужасно. У меня аж внутри все перевернулось.
Мэнди шагнула на сцену. Она выпятила подбородок и резко произнесла:
— У нас небольшая задержка. Один из наших медиумов заболел.
— Насколько небольшая? — крикнул мужчина.
Мэнди окинула его недобрым взглядом.
— Как получится. Имейте сострадание.
Она повернулась к ним спиной. Цокая каблуками, вернулась в каморку.
— Эл, тебе решать, но мне не нравится давление миссис Этчеллс, по-моему, Колетт должна вызвать неотложку.
— Почему я? — поинтересовалась Колетт.
— Колетт может отвезти ее, — предложила Кара. — Где ближайшее отделение «скорой»?
— В «Уэксхэм парке», — ответила Колетт. Она не смогла устоять перед соблазном проявить осведомленность, но добавила: — Я никуда не повезу ее одна. Только посмотрите на нее. Совсем свихнулась.
— Я вам кое-что расскажу об Эммелин Читэм, — произнесла миссис Этчеллс, — ничего удивительного, что полиция вечно ошивалась возле ее дома. Она пила как лошадь и зналась с ужасными людьми. Не судите, да не судимы будете. Но для таких женщин существует специальное слово, и слово это — «проститутка». Солдаты, все мы общались с солдатами — мальчишки, какой от них вред. Выпить, посмеяться, все мы так время проводили.
— Правда? — спросила Сильвана. — Даже ты?
— Но тут не может быть двух мнений. Она была шлюхой. Цыгане, жокеи, моряки — она не видела разницы. Она ездила в Портсмут. Как-то раз она убежала с цирком, продавала себя лилипутам, а может, и, прости Господи, иностранцам. Могла подцепить у них все, что угодно.
— Скорее! — крикнула Мэнди. — Расстегните ей воротник. Она вот-вот задохнется.
— Да ради бога, мне плевать, — высказалась Сильвана.
Мэнди боролась с пуговицами блузки Этчеллс.
— Колетт, звони девять-девять-девять. Эл, иди на сцену, дорогая, потяни время. Кара, бегом в бар, найди администратора.
Эл шагнула на сцену. Она осмотрела зрителей, ее взгляд скользнул по ним слева направо, с первого ряда до последнего, до последнего ряда, который был пуст; не считая слабого шевеления и кружения вечернего света. Она долго молчала, ожидая, пока зрители соберутся с мыслями и обратят на нее внимание. Потом медленно, тихо, почти что протяжно спросила:
— Итак, на чем мы остановились?