Из-за помех в радиотелефонной связи Хатч, как ни пытался, не мог дозвониться до отделения оранского окружного шерифа. И вдруг он снова ощутил вторжение чужого сознания в свой мозг. Когда "увидел" череду образов обезображенной Регины, его буквально затрясло от ярости и ужаса. Но вот их сменило изображение распятия; оно было настолько впечатляющим, ярким и чудовищным, что он чуть не лишился чувств, словно от удара обухом по голове.

Хатч потребовал, чтобы Линдзи ехала еще быстрее, умолчав о том, что увидел. У него не хватило бы слов, чтобы выразить вею глубину охватившего его ужаса.

Ужас усугублялся тем, что Хатч отлично понял иносказательный смысл, который Джереми вкладывал в ту мерзость, что собирался совершить: не ошибся ли бог, сделав свое единственное чадо мужчиной? Может быть, Христа следовало сделать женщиной? Не на долю ли женщин выпадают наибольшие страдания, превращающие их в величайший символ самопожертвования, Божьей милости и непостижимости сущего? Бог даровал женщине свойства особой чувствительности, наделил ее умением постигать самую суть вещей и нежностью, то есть теми чертами, которые более всего необходимы, чтобы заботиться, обучать и воспитывать других, а затем оставил один на один с миром, наполненным ужасами и варварским насилием, в котором дарованные им исключительные свойства сделали женщину легкой добычей жестокосердных и порочных.

Справедливость этого сама по себе была ужасной, но еще больший ужас охватывал Хатча при мысли, что столь глубоким пониманием ее сути был наделен такой безумец, как Джереми Нейберн. Ведь если безумному социопату-убийце дано понять эту истину и постичь ер скрытый теологический смысл, тогда мироздание суть не что иное, как самый обыкновенный сумасшедший дом. Ибо будь Вселенная организована хоть мало-мальски рационально, никакой сумасшедший не в силах был бы понять даже малую толику ее.

Выскочив на подъездную дорогу к "Миру фантазии", Линдзи, не сбавляя скорости, так резко крутанула руль, что "мицубиси" занесло боком, и в какой-то момент казалось, что машина вот-вот опрокинется. Но этого не случилось. Линдзи, крепко вцепившись руками в руль, сумела выровнять машину и нажала на педаль акселератора.

Нет, только не Регина. Никоим образом нельзя позволить Джереми принести в жертву своему кощунственному замыслу невинного ребенка. Хатч готов был умереть, но помешать этому злодеянию.

Страх и ярость переплелись в нем. Пластмассовая телефонная трубка в правой руке жалобно поскрипывала и, казалось, вот-вот треснет, как яичная скорлупа, – с такой силой он сдавил ее ладонью.