Белая стройная рука скользнула внутрь кареты и обхватила кисть Гертруды; та не противилась.

— О да, Мордонт, но как же я несчастна! — отозвалась Гертруда; ее маленькая ручка едва-едва дрогнула, но сколько ласки было в этом пожатии!

— Я похож на человека, который заблудился в катакомбах, среди мертвецов^{151}, — шептал закутанный в плащ незнакомец, приникнув к окну и по-прежнему пламенно сжимая руку девушки, — но заметил наконец вдали огонек и знает, что вышел на верную дорогу. Да, Гертруда, любовь моя, да, Гертруда, мой кумир, на которого я молюсь в уединении, тайна будет раскрыта… я раскрою ее. Но как бы ни обернулись мои дела, ты, зная худшее, уже обещала мне любить и хранить верность, и ты моя нареченная невеста; я готов скорее умереть, чем потерять тебя; мне представляется — если только я не брежу, — что достаточно указать пальцем на двоих человек, и мир и свет — свет и мир — снизойдут на меня, давнего изгоя!

В это мгновение в дверях послышался голос тети Бекки, а в окне вспыхнул отсвет факела. Незнакомец торопливо коснулся губами руки своей бледной собеседницы, и французская треуголка с накидкой скрылись из виду.

Тетя Ребекка торопливо села в экипаж — надобно сказать, настроена она была не на любезную беседу, а скорее на молчание или сарказм, — и карета с грохотом покатила через старый мост к Белмонту.

Глава LXI ДУХИ БЫЛОГО ГРЕХА ЯВЛЯЮТСЯ НА СВИДАНИЕ

Глава LXI

ДУХИ БЫЛОГО ГРЕХА ЯВЛЯЮТСЯ НА СВИДАНИЕ

Закутавшись в плащ, Деврё устремился в парк; он вошел через Пасторские ворота, взобрался по крутому склону и повернул к Каслноку, в заросли дрока и боярышника. Перед ним простиралась обширная одинокая равнина, залитая лунным светом; тонкий ночной туман укутывал ее как пеленой.

Два или три колючих деревца стояли немного поодаль от остальных; блеклые и одинокие, они за сто с лишним лет под действием преобладающих ветров изогнулись к востоку. Туда, по-военному прямо, Цыган Деврё и направил свой путь, вглядываясь в даль; чуть позже от опушки леса отделилась женская фигура в тонком, развевающемся на ветру платье и двинулась навстречу капитану. Сначала она шла быстро, а приблизившись, замедлила шаги.

Деврё был зол, а поэтому сразу заговорил так:

— Ваш слуга, госпожа Нэн! Хорошо же вы со своей скандальной мамашей меня оболгали. Думаете, можете являться к пастору и нести все, что вам вздумается, а я ни о чем не узнаю?

Нэн Глинн нисколько не сомневалась, что он очень сердит, поэтому и приближалась так робко. Теперь она ответила умоляюще:

— Это не я, мастер Ричард, поверьте.