Потрясение, которое испытал Мервин, человека постарше могло бы убить. Он хорошо помнил, как впервые услышал о страшном бедствии, опозорившем и разорившем его семью, как от ужаса и стыда его бросило в дрожь и только через час, вместе со слезами, к нему вернулся дар речи; и вот горе, которое грозовой тучей омрачало с тех пор его небосклон, вдруг оказалось химерой. Неудивительно, что он на время растерялся и не произнес ни слова. Наконец, он, бледный и похолодевший, смог воздеть руки, обратить благодарный взор к Небесам и от всего сердца вознести хвалу Богу Всемилостивому, Разоблачителю Тайн, Властителю Жизни и Истины.
— А где теперь этот Чарлз Арчер… жив он или мертв? — отчаянно взмолился Мервин.
— Где искать его и как ловить… Мертв? Ну да, для кого-то он мертв, а для других жив; жив он или мертв, но однажды я наведу вас на его след, если только вы меня не предадите. Но это еще не сейчас, а если вы донесете властям или расскажете обо мне хоть одной живой душе (тут мистер Айронз изрек такое богохульство, какое, надеюсь, не часто слетает с уст приходского клерка; присутствуй здесь доктор Уолсингем, у него бы глаза на лоб полезли от ужаса и изумления), то ни слова больше от меня не услышите, а кроме того, сэр, думаю, не сносить вам головы.
— Угрозы ваши напрасны, я сумею о себе позаботиться, — высокомерно отозвался Мервин.
На лице клерка мелькнула странная улыбка.
— Но я клялся своей честью не упоминать вашего имени и не выдавать ваших тайн.
— Хорошо, имейте терпение, и, быть может, я не стану вас долго томить; но только решиться на то, что мне предстоит, — это не пустяк.
Немного помолчав, Айронз заговорил снова:
— Так вот, сэр, мистер Арчер уселся у огня и закурил трубку; посмотришь — так ему хорошо и уютно, что лучше и не бывает; послал за картами, когда они понадобились милорду, оказал другие услуги, хлопочет, суетится. Потом я понял его замысел: пусть они оба хорошенько запомнят, что он находился в комнате вместе с ними.
Мне пришлось много раз входить и выходить то за одним, то за другим и не однажды миновать комнату мистера Боклера, и с каждым разом мне становилось все страшней, потому что, правду говоря, я был чертовски напуган; сам не знаю, как я сумел справиться со своими делами, я ведь ожидал, что с минуты на минуту в комнате покойника раздастся крик.
Мистер Эдвардс сказал, что у него назначена встреча… ничего хорошего он не задумал, будьте уверены… беспутная это была компания, вы уж меня простите за такие слова. Ни он, ни милорд больших сумм на сей раз не проигрывали, и милорд, ваш батюшка, не стал его удерживать, но принялся снова звать мистера Боклера и ругаться… устроил шум, как бывает с подвыпившими людьми: «Куда он делся?», и «Где его комната?», и «Пусть садится играть, чтоб его… или выходит драться». Видите ли, сэр, он только и делал, что проигрывал, и поэтому лопался от злости, а от вина и вовсе ополоумел; он вряд ли сознавал, что делает. И он выбежал в коридор с криком, что мистер Боклер должен дать ему отыграться или же пусть объяснит, почему отказывается.