Маленькая Лили ничего не говорила и не поднимала головы; она молча рассматривала небольшой медальон, лежавший на столе, и трогала его кончиком пальца. Казалось, она не прислушивается к рассказу старой Салли, но, когда он подошел к концу, Лили продолжала сидеть тихо, как ребенок, который ждет, что музыка опять заиграет.
Сойдя вниз, Лили поставила свой стул у окна, откуда были видны подснежники и крокусы.
— Наконец пришла весна, Салли, душечка, и я чувствую себя лучше. — Лили улыбнулась через окошко цветам, и — так я себе представляю — осиянные этим чудесным светом, они раскрылись.
И она все время повторяла, что чувствует себя «лучше… крепче», и велела старой Салли сесть рядом, говорила с ней и улыбалась так счастливо и принялась за свои прежние шутки и маленькие проказы. Когда под вечер вернулся старый пастор, его ждал такой же ласковый прием, как в былые времена; правда, Лили не могла, заслышав его шаги, подбежать к двери, но на ее нежных щеках расцвел восхитительный румянец, и она спела своим чистым, глубоким голосом, который так нравился отцу, строфу из его любимой песенки — всего одну, потому что быстро утомилась. Спустя долгое время этот голос и эта песенка все еще звучали в его ушах, когда он предавался одиноким размышлениям и подолгу сидел молча в сумерках, воскрешая в памяти эту лебединую песню.
— Видишь, твоя маленькая Лили выздоравливает. Мне стало лучше.
Ее глаза лучились ребяческой радостью; сердце его затрепетало — и поверило.
— Дорогая моя малышка Лили! — И он замолк, заливаясь слезами восторга. Он не переставал улыбаться, и плакать, и тихо смеяться, словно пробудился от сна, в котором терял свое сокровище, и обнаружил, что оно рядом, в безопасности. — Если бы с моей маленькой Лили что-нибудь случилось, я, бедный старик… — Он не договорил и, помолчав, произнес весело: — Я знал, что весна ей поможет. Я знал, и так оно и случилось; мое солнышко, сокровище мое, маленькая Лили.
И он благословил ее, и поцеловал, и благословил снова от всей своей пламенной души, возложив свою старую руку на прекрасную юную головку дочери, а когда Лили, сопровождаемая ласковой старушкой Салли, поднялась наверх почивать и раздался стук затворяемой двери, священник тоже закрыл дверь своей спальни и преклонил колена; сложив руки и проливая слезы благодарности, он вознес хвалу перед престолом Всевышнего.
Подобные преждевременные излияния благодарности за счастье не реальное, а воображаемое не пропадают все же втуне. Ибо не могут быть тщетными молитвы преславному и пречудному Творцу, который не отвергает стремящихся к Нему и на любовь ответствует нежностью воистину отеческой; Он радуется, когда Его создания видят Его привязанность и заботу; Он знает, из какого материала мы сделаны, и помнит, что мы состоим из праха и Он наш благой Творец. И поэтому, друг, пусть ты пугаешься тени, но молитва твоя — не пустая трата слов, пусть ты наслаждаешься химерой, но благодарность твоя не бессмысленна. Все это — излияния веры, которые достигнут Небес и — о чудо любви и сострадания! — зачтутся тебе как свидетельства праведности.