Историки говорят, что оборона острова Индиан-Ки закончилась поражением. На самом же деле она стала злой насмешкой судьбы для всех ее участников.

Мы шли то на веслах, то под парусом, а иногда одновременно и так, и так, и успешно достигли острова Ки-Уэст, отклонив по дороге любезное приглашение капитана повстречавшегося корабля: он предложил взять нас на борт и высадить у мыса Кейп-Флорида, где мы смогли бы дождаться парохода в Сент-Огастин. Другие же беглецы были подобраны шхуной американского флота, ставшей на якорь близ острова Ти-Тейбл-Ки; там они и сообщили мичману о подробностях того, что уже называли «резней на острове Индиан-Ки».

Этот офицер, в чьи обязанности входила забота о страдавших от морской болезни, решил предпринять контратаку силами дюжины своих подопечных, причем половину из них укачало, а вторую половину — укачало до смерти. Собрав таким образом экипаж барки, превращенной в канонерскую лодку с привязанными к банкам лафетами двух четырехфунтовых пушек, он повел свой корабль на врага. Но когда команда при помощи шестов подвела эту калошу к занятому противником пакгаузу и выпалила из пушек — этот грохот вселил надежду в наши сердца, — отдача оказалась столь велика, что веревки лопнули и орудия укатились в море прямо на лафетах. При таком обороте событий мичман счел за лучшее не искушать судьбу и воротиться на шхуну, чтобы защитить ее от дикарей, если тем захочется напасть на нее. Однако индейцы близ шхуны так и не появились. Вместо этого они продолжали грабить остров, откуда уплыли в конце дня на тяжело нагруженных каноэ, до отказа набитых трофеями.

Я часто спрашивала себя: интересно, что забрали с собой индейцы из нашего «логова ведьм»? Или они просто спалили дом, как таверну, пакгауз и пирсы? Не знаю. Но мне очень хотелось бы узнать ответ, тем более что колесо событий того года стало набирать обороты после нашего неожиданного отъезда с Индиан-Ки. В суете я так и не собралась поразмыслить над тем, с чего все началось, и сопоставить кое-какие факты. А ведь многое могло бы сойтись.

Но этого не случилось, и прошлое затянуло завесою дыма, скрывшей и Хаусмана, и его разрушенное поселение. Уже через месяц его там не было: он предпочел убраться с острова подобру-поздорову. Когда бывшего владыку Индиан-Ки настигла длань закона и принялись донимать кредиторы, он был вынужден продать на аукционе все, что у него оставалось. Однако это не принесло ему счастья, вовсе нет. Если вам интересно, откуда я это знаю, то сообщу вам: он сам мне это сказал. После смерти Себастьяны ничто не мешало Хаусману ругать и обвинять нас во всем, горько и непристойно. Enfin, я бы не придала значения его брани и не упоминала бы об этом, если бы он не оговорил нас публично, да еще в такой день, когда мы чувствовали себя полными надежд и счастливыми; из нас пятерых одному Каликсто уже доводилось бывать на аукционе.