— Ко мне! — позвала я Кухулина.
Пес не сдвинулся с места. Я попыталась имитировать ирландский акцент его хозяйки. Безрезультатно. Он как будто не слышал меня из-за оглушительного рева бури. Я крикнула погромче. Кухулин продолжал скалиться. Мне пришло в голову, что он плохо меня видит и принимает за вторгшегося на склад чужака, ведь ему иногда поручали охранять склад от грабителей. Я принялась искать лампу.
Она висела неподалеку от входа, ее стеклянное чрево было наполнено маслом. Я сняла ее с крюка, вытащила длинную спичку из жестянки, прибитой к содрогавшейся стене, и провела ею по куску наждака — один раз, другой, третий… Лампа зажглась. Я еще регулировала длину горящего фитиля, чтобы получить больше света, когда сделала шаг к лестнице, подняла голову и увидела распластавшуюся в прыжке собаку, летящую сверху прямо на меня.
Под тяжестью пса, а также из-за поднявшейся воды и испуга я потеряла равновесие и упала. Правда, падение было мягким — я угодила в короб с опилками и древесными стружками. При этом моя голова сильно ударилась о деревянную стенку. Последнее, что я помню, это Кухулин, с лаем навалившийся на мою грудь, и вид падающей лампы. Она была тяжелая, но летела в сторону стены, вращаясь в воздухе, как брошенный томагавк. Она разбилась, ударившись о стену, и источник света разложился на два компонента: масло и пламя.
Не могу сказать, чего именно в первую очередь коснулись языки пламени, какой именно prima materia — соли, серы или ртути. Право, не знаю. Я упала без чувств на кучу легковоспламеняющихся опилок и стружек… Возможно, свою роль сыграла соль, присутствующая в морской воде. Или сильный дождь. В любом случае, мне кажется, что вода в той или иной форме представляла собой тот самый magisterium — вещество, которое спровоцировало или, по крайней мере, сделало возможными алхимические превращения. Enfin, вскоре огонь нашел все три элемента той самой prima materia, а также воду, и тогда появились все цвета, а я очнулась — как еще мне это назвать? — и наконец поняла, что именно сделал со мной Квевердо Бру.
Я стала его Ребусом. Алхимическим сосудом, где осуществилось его Великое делание. Да, у него получилось.
И хотя я никогда больше не вернусь к жизни, я и не умру во второй раз.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Все заметили, как окна пакгауза окрасились красным — моя троица видела это из каюты «Сорор Мистика», а Грания приставила подзорную трубу к глазу давно умершей женщины на фотографической пластинке и смотрела на склад из окна башни. И ей, и Леопольдине стало дурно, когда верхние окна вылетели наружу и порыв ветра подхватил вырвавшееся из них пламя. Обе чувствовали — не могли не почувствовать, причем физически — мое отчаяние. Грания понимала, что произошло. Во всяком случае, догадывалась об этом. Ветер поведал ей правду.