Огонь почернел. Агония прошла, и её окутала холодная бесконечность пустоты. Она хотела отключиться, исчезнуть в этой темноте, чтобы больше никогда, никогда не просыпаться, не чувствовать ужас последних минут, и некоторое время даже казалось, что ей это удаётся. Но потом новая вспышка боли полоснула сознание – её подняли с обугленного пола, положили на жёсткую деревянную поверхность и понесли куда-то вверх, спотыкаясь и падая. Поэтому темнота раскачивалась влево-вправо, и из неё доносились голоса.

- ... остановите пламя! – визгливо кричала мама. – Она уже готова! Я не хочу, чтобы у меня спалился весь дом!

Какие-то шипучие звуки. Всё дальше и дальше. Крики, грохот и снова крики.

- ... слишком поздно... бежим!

Красные капли сочились через щели на чёрном пространстве и срывались вниз, в бездну. В какой-то момент она поняла, что одна из этих капель – она. И, осознав это, тоже с готовностью оторвалась от невидимой ниточки сознания и упала вниз, в небытиё.

Здесь.

Головная боль не проходила. Хизер ждала минуту, две, опустившись на колени и сжимая голову ладонями, но облегчение не наступало. Образов в голове становилось всё больше, каждая последующая порция воспоминаний приносила растущую боль. А вспомнить было что. Всё-таки семь лет...

Хизер встала, превозмогая головокружение. Цвета вокруг стали яркими до рези. Она отыскала глазами дверь на противоположной стене палаты и двинулась туда. Ноги делали, казалось, всё, кроме нужных действий – сплетались друг с другом, уходили в стороны, подгибались в коленях, но только не шли прямо. По мере приближения к кровати боль доходила до белого каления. Нечленораздельно взвыв, Хизер пустилась бегом, каким-то чудом умудряясь не упасть. Перед глазами мелькнул серый поддон койки с выжженной на ней фигурой девочки и обгоревшая фотокарточка на тумбочке. Хизер увидела дверь и вывалилась из палаты в финальном рывке. Едва дверь закрылась за ней, боль полегчала, а через несколько шагов пропала вовсе. Но воспоминания остались.