Комната осталась прежней, представляя собой застывшее мгновение двадцатичетырехлетней давности. Это по-прежнему был тупик – красиво разукрашенный и обдающий лицо духом старых времён, но всё равно тупик. Алесса сопротивлялась до последнего, даже когда поражение было очевидно.

- Ладно, - сказала Хизер. – Как хочешь.

Она закрыла глаза и ссутулилась, напрягая мысли, пытаясь нарисовать в своём воображении дверь, ведущую дальше. Удавалось плохо. Её частичка, называемая Алессой, всё время гасила раздувающееся пламя. Образы неуклюже соскакивали с колеи, как сникают провода, перекушенные стальными клещами. Промучившись с минуту, Хизер открыла глаза и разочарованно застонала, увидев, что комната никуда не делась. Детская спальня загородного особняка Гиллеспи осталась, вся такая реальная и не имеющая брешей.

Впрочем, не совсем. Краски потухли. За эту минуту через комнату прошествовало невидимой походкой великий страж Времени, накрыв её покрывалом забвения. Цвета и блеск заметно потемнели, в углах скопилась пыль. Хизер торжествующе улыбнулась. У неё получалось. Комната разваливалась, открывая путь дальше.

На этот раз она простояла с закрытыми глазами подольше, чувствуя, как по воздуху проносятся тёплые волны, незаметно меняющие мир вокруг. И когда внутренний голос сказал: «Пора!», она разомкнула веки. Стена напротив неё разошлась в стороны и сморщилась, как ткань приоткрытых занавесок. В середине стены появилась толстенная железная дверь, покрытая причудливым заржавевшим узором. Когда Хизер посмотрела на неё, дверь сорвалась с крючка. Добро пожаловать в финал, Хизер.

Прежде чем войти в дверь, она осмотрелась ещё раз. Потому что чувствовала – в спальне Алессы что-то неуловимо поменялось, кроме потускневших красок. Что-то ещё. Ей не составило труда разглядеть, что именно. Во-первых, с пола пропали обрывки бумаг с нарисованными монстрами. Во-вторых, испарилась коллекция бабочек над столом, оставив за собой жухлый зелёный след. И на столе, там, где Хизер положила стопку карт, теперь лежал блокнот. С синей подкладкой и отрывными листами. Отец покупал такие год за годом и постоянно тащил с собой в кармане, используя как записные книжки. Туда же и ложились первые наброски романов. Хизер иногда даже пугала эта его привычка внезапно озариться новой идеей и уйти в себя, начиная лихорадочно исписывать одну страницу блокнота за другой, где бы он ни находился. Потом, когда пыл спадал, он виновато улыбался ей: «Это как моментальная вспышка, Хизер. Я боюсь, что всё забуду, если не напишу». Вот так-то. Теперь один из блокнотов неизвестно как преодолел далёкое расстояние между Эшфилдом и Тихим Холмом и оказался здесь, на столике. Хизер, задержав дыхание, наклонилась над шероховатым листочком с закруглёнными буквами. Записка была короткой и как будто нацарапана в страшной спешке.