— Уймись, моя Шакти, моя рани. Иначе я не смогу уйти от тебя.
— Я этого и хочу, — прошептала она, заглядывая в его глаза. — Десять дней будут длиться, как десять веков. Я зачахну, я постарею, я вся высохну, и ты от меня отвернешься.
Неужели ему и впрямь удалось внушить ей столь сильную страсть? Что ж, в таком случае особенно церемониться с ней не стоит, подумал он и, испугавшись собственных мыслей, сказал:
— Нет, нет, моя рани. Ты останешься все такой же. Нежной и сладостной, словно персик. Ты еще долго будешь радовать своим телом мужчин и вкушать ответное наслаждение.
— Если бы я была дочкой торговца или земледельца, то начала бы вкушать его еще года три назад, вместо того чтобы прибегать к всяческим ухищрениям. Я хочу получить компенсацию за три года страданий. — Княжна гибкой ножкой обвила ногу любовника и потянула ее на себя.
— Ты получишь ее, — глухо пробормотал Гюристар, безмерно страдая от необходимости отвергнуть то, что ему предлагают. — Но… лишь через десять дней, прости, моя рани. Я и так задержался, меня станут искать. Поползут слухи, а это опасно…
— Опасно, — повторила Тамазрайши, резким движением отталкивая несговорчивого кавалера. — Учти, если через десять дней тебя здесь не будет, я сама к тебе заявлюсь, вот это и впрямь будет опасно, так что не вздумай хитрить. — Она повалилась на ложе и зарылась в подушки, демонстративно повернувшись к опешившему мужчине спиной.
Гюристар мысленно хохотнул. Кобылка опять показала свой норов. Следовало бы поучить ее хорошим манерам, но она как-никак дочь раджи. Ничего, у него еще будет время выбить из нее всю эту спесь.
— Через десять дней я навещу тебя, рани, — сказал он учтиво и вышел из комнаты, брезгливо наморщив нос. В следующий раз надо бы приказать ей натереть ему тело ароматической мазью. Девчонка совсем зеленая и мало что смыслит в любовной практике, но кое-какие вещи она могла бы и знать.
Удостоверившись, что посетитель ушел, Тамазрайши хлопнула в ладоши. В комнату тут же вбежала одна из рабынь.
— Принеси полотенца, — приказала княжна.
Девушка убежала и вскоре вернулась с двумя шарфиками из тонкого красного шелка. Тамазрайши раздвинула ноги, рабыня склонилась к ним и тщательно вытерла лоно своей госпожи, не оставив на нем ни капли любовного сока. Когда с этим было покончено, княжна встала и знаком велела рабыне следовать за собой.
Они прошли по длинному коридору и вошли в комнату, сравнительно небольшую и осмотрительно затемненную. В дальнем конце ее возвышалась черная каменная статуя. Богиня, застывшая в танце, казалась живой. Тамазрайши с благоговением приблизилась к ней и, нараспев бормоча что-то, бросила грязные полотенца в медную маленькую жаровню. В воздухе распространилось зловоние, но лишь на мгновение, ибо комочки шелка вспыхнули и пропали.