У вас… Я… Мы достаем одну из лучших мышей — одну из черных, — и я собираюсь посадить ее в коробку, тоже с опилками, и отнести на встречу с учеными. Я улыбаюсь этой мысли. Они осмотрят мою мышь, определят ее стоимость. У меня деловая встреча! Правда, встреча по поводу мыши… Какой очаровательный повод. Так и представляю себе своего мышонка в маленьком смокинге и себя саму в… О! Что мне надеть? Боже… Наверное, свою самую нарядную строгую юбку и, может быть, черную шаль? Правда, не хотелось бы быть похожей на вдову в трауре. Наверное, лучше зеленую.
Мышонок — как маленькая машина: перебегает с моей правой ладони на левую и потом снова на правую, пока я вращаю их наподобие коленвала. Или, может, неправильно сравнивать это движение с движением коленвала? Ох, мамочки. Мне никогда не удавалось подобрать удачное сравнение. Вообще-то я бы скорее сравнила это движение с тем, как работает швейная машина, только не могу понять, мышь — это иголка или нитка? Впрочем, как бы то ни было, строчку эта машинка не прошивает. Скорее нашивает один стежок поверх другого — снова и снова. В моем сознании вдруг мелькают какие-то незнакомые картинки. Сначала что-то вроде семейного древа, потом — белое пространство со стеклянными коробками. Я вздыхаю. Раньше мне нравилось вот так прикасаться к мышам — их быстрые движения казались мне восхитительными. Но теперь это — как и почти все в жизни — стало меня утомлять и навевать тоску. Даже этот запах теперь как-то давит на меня — спертый воздух, в котором смешались запахи сырой стружки, испражнений животных и дешевой древесины. Ох! И опять эта дрожь за грудиной.
Ничего. Доктор сказал…
Мама сказала бы… Она бы сказала, что все из-за этого воздуха.
Мышонок трепещет на колесе из моих рук, а я меняю тему размышлений и теперь дословно вспоминаю письмо от ученого. Как же я разволновалась, когда пришел ответ! Но теперь это уже, конечно, не такое яркое ощущение — оно померкло, как и все в жизни. Я была школьной учительницей, которой хотелось чего-то большего. Теперь я дрессирую мышей, но снова хочу чего-то большего.
Хочу замок, хочу принца.
Платье из белого шелка. Ленты.
Но мне ведь уже не пятнадцать.
Тогда… Может, лучше голубую. Да. Голубую шаль.
Мышонок впивается мне в руку своими коготками, и я вздрагиваю от боли. Безмозглое животное. Отправляйся обратно в коробку, негодник. Раньше я разговаривала с животными — с курами, которых разводила когда-то, с вальсирующими мышами. Но потом я узнала, что вальсирующие мыши ничего не слышат (собственно, поэтому они и вальсируют), и к тому же если бы животные хотели, чтобы мы с ними говорили, они бы, наверное, нам отвечали? Если бы Господь Бог пожелал, чтобы мы общались с Его тварями, Он бы наверняка наделил их способностью поддерживать беседу.