— Не делай такое грустное лицо, Рэйчел. Я любила твоего папу. Но я так долго страдала, я совсем разучилась быть счастливой. И мне теперь надо…
Я кивнула, понимая, к чему она ведет:
— Чтобы в жизни появилось что-то хорошее, и можно было бы думать о нем без страданий?
Она кивнула, снова крепко меня обняла, будто хотела вдавить в меня толику своего счастья.
— Я помогу Кери доставить все это к ней домой, — сказала она, пока я вытирала руки.
Мы вышли из кухни вместе — мама продолжала обнимать меня за плечи. И мне от этого было хорошо, как в детстве. Ощущение любви и защищенности.
Но мы вышли в святилище — и моя рука убралась вниз.
Он неуклюже помахал мне рукой, стоя возле рояля. Пальцы у него были в глазури, а на плечах сидели пикси. Меня кольнуло какое-то сложное чувство, когда мать тут же изменилась в лице и подошла к нему, светясь. Она будто помолодела, особенно с этой новой прической. На сердце у нее стало легко, когда правда вышла наружу, и мне стало грустно, что столько времени для этого должно было пройти.
Кери уже надела дождевик. Увидев, что я стою одна, она извинилась, взяла с собой Квена и направилась ко мне — очень красивая в своем удовлетворенном счастье, и я глянула на Айви. Голод во взгляде вампирши был мне понятен. Нет, не вампирский голод, а голод при виде того, у кого есть желанное тебе, но тебе этого нельзя, потому что это будет гибель твоего сердца, жизни и души.
Ни у меня, ни у нее детей не будет, и Кери будто заводит себе ребенка за нас за всех. У бедной детки столько будет теток, что она — или он — ни по чему другому ходить не сможет, лишь по розовым лепесткам.
— Рэйчел, — сказала Кери, сияя улыбкой и беря меня за руки, — спасибо тебе за чудесный вечер. Я никогда… — Лицо ее затуманилось, влажно блеснули зеленые глаза. Квен тронул ее за плечо, и она выпрямилась, улыбаясь снова. — Никогда не думала, что до этого доживу. Я думала, что сгину без следа в безвременье. А теперь у меня есть солнце, любовь, возможность жить и иметь в жизни цель. — Она сильнее стиснула мне руки, подчеркивая значения следующих своих слов: — Спасибо тебе.
— Не за что, — ответила я, чувствуя, как жгут глаза слезы по моим собственным погибшим мечтам. — Прекрати, а то я тоже заплачу.
Вытирая уголок глаза, я покосилась на Квена. Он держался стоически в этой буре эстрогена, будто она его и коснуться не могла.
Кери глянула на него и отвернулась:
— Если будет девочка, назовем ее Рей, а если мальчик — Реймонд.
И снова у меня встал комок в горле:
— Спасибо.