Светлый фон

– Кертис? – вновь спрашивает она.

– Да, мэм, – отвечает он и вдруг понимает, что никому не называл своего имени после того, как прошлым вечером поболтал с Донеллой в ресторане на стоянке грузовиков.

Женщина осторожно оглядывается, дабы убедиться, что за ними никто не следит и их не подслушивают. Несколько мужчин, отиравшихся неподалеку, пялились на нее, пока она не сводила глаз с Кертиса, а теперь отворачиваются, избегая ее взгляда. Возможно, она замечает это подозрительное поведение, потому что наклоняется к мальчику и шепчет:

– Кертис Хэммонд?

Помимо Донеллы, бедного, туповатого Берта Хупера да мужчины с надписью «ВОДИТЕЛЬ МАШИНЫ» на бейсболке, никто, кроме врагов Кертиса, не знает его фамилии.

Беззащитный, как любой простой смертный в присутствии ангела смерти, Кертис замирает в ожидании, что его сейчас разорвут в клочья, обезглавят, четвертуют, разложат на молекулы, сожгут заживо, а может, найдут казнь и пострашнее, хотя он и представить себе не мог, что Смерть явится в позвякивающих серебряных серьгах, двух серебряно-бирюзовых ожерельях, трех бриллиантовых кольцах, с серебряно-бирюзовыми браслетами на запястьях и декорированным пупком.

Он может отрицать, что он – Кертис Хэммонд, настоящий или нынешний, но, если перед ним один из охотников, которые вырезали его семью и семью Кертиса в Колорадо, значит, он уже опознан по свойственному только ему энергетическому сигналу. В этом случае любая попытка обмана ни к чему не приведет.

– Да, мэм, это я, – отвечает он, решив до самого конца не забывать о хороших манерах, ожидая, что сейчас его отправят в мир иной, возможно, к радости мистера Ниари и остальных, кого он оскорбил, сам того не желая.

Ее шепот становится еще тише:

– Вроде бы ты должен быть мертвым.

Сопротивляться так же бессмысленно, как защищаться, потому что, если она из самых плохих выродков, силы у нее, будто у десятерых мужчин, а скорость движения, словно у «Феррари Тестаросса», так что Кертису остается лишь ждать продолжения.

Отвечает он дрожащим голосом:

– Мертвым. Да, мэм, полагаю, что должен.

– Бедный мальчик, – в голосе нет сарказма, какой обязательно слышался бы в голосе убийцы, собравшегося обезглавить жертву, только забота.

Изумленный ее сочувствием, он даже думает, что в ней есть толика милосердия, пусть раньше он полагал, что охотники напрочь его лишены, и хватается за эту соломинку.

– Мэм, я честно признаю, что моя собака знает слишком много, учитывая, что мы с ней тесно связаны. Но она не умеет говорить и никому не сможет рассказать о том, что знает. Если уж так необходимо вырвать мои кости из тела и раздробить на мелкие кусочки, с этим, наверное, ничего не поделаешь, но я искренне верю, что убивать ее нет никакой нужды.