Грохнул второй пистолет, и Янош покачнулся — пуля ударила его в плечо. Ларри стоял у него за спиной, выставив руку с оружием.

У меня помутилось в глазах, будто в них заклубился туман. Я опустила пистолет, целясь в более крупный предмет — торс Яноша, — и снова спустила курок. Пуля Ларри ушла выше и в сторону, ударив в стену у меня за спиной.

— Эй! — раздался перепуганный голос, сообщавший, что Джейсон еще там.

Янош направился к двери, и это выглядело так, будто я смотрела замедленную съемку через густой до непроглядности туман. Я еще два раза выстрелила и один раз точно попала. Когда он вышел, я упала на четвереньки и ждала, пока прояснится зрение. Надеялась, что оно прояснится.

Помутневшими глазами я все же видела Жан-Клода, по-прежнему лежащего неподвижно в луже крови. У меня мелькнул вопрос: «Он мертв?» Глупый вопрос насчет вампира, но первый, который пришел мне в голову.

Обернувшись, я увидела Джейсона, который разбрасывал по полу двух женщин-вампиров. Он разрывал их голыми руками, ломал кости и разбрасывал обломки, будто это разрушение могло смыть то, что они с ним сделали.

Брюс лежал на спине под стеной, и кровь залила его фрак. Трудно было сказать точно, но он, кажется, был мертв. Айви и Киссы нигде не было видно.

Ларри стоял в дальнем конце комнаты, вытянув руку с пистолетом, будто не понимая, что Янош уже исчез. Он хмурился. Все поднялись, все задвигались — кроме Жан-Клода. Черт возьми!

Я подползла к нему, не решаясь идти при таком ограниченном зрении. Казалось, целая вечность прошла, пока я до него добралась — будто у меня было нарушено не только зрение.

Но оно уже почти прояснилось, когда я оказалась рядом с ним. Встав на колени в луже его крови, я уставилась на него. Как определить, мертв ли вампир? И без того у него иногда не было пульса, сердцебиения, дыхания. Черт и еще раз черт!

Я сунула браунинг в кобуру. Прямо сейчас стрелять не во что, а мне нужны руки. На блузку капнула кровь, и я впервые глянула на руки. Они были поцарапаны, как ногтями, хотя и чуть глубже, но заживут. Может быть, даже шрама не останется.

Я тронула Жан-Клода за плечо — его тело было мягким, очень человеческим. Я перевернула его на спину. Рука его хлопнулась оземь бескостным движением, как бывает только у мертвецов. Игра ночного освещения снова сделала его лицо красивым. Самым человеческим, какое я у него видала, если не считать, что человек не может быть так красив.

Я проверила пульс на сонной артерии. Прижала пальцы к прохладной коже, но ничего не ощутила. Вроде как слезы выступили у меня на глазах и горло свело. Но я не буду плакать — пока не буду. Я даже не была уверена, что мне этого хочется.