— Кровью Кейти, — солгала я. — Он из нее не всю кровь выпил. — А это уже чистая правда.

— У-угу.

Надо научиться врать. Чтобы не отвечать на его скептичное хмыканье, я направилась к часовне. По пути мне попалась еще одна усыпальница — она принадлежала клану Меркани, — серьезно пострадавшая после превращений упыря: два огромных камня примерно в шестьдесят квадратных сантиметров были вырваны из стены.

Подойдя к часовне, я увидела, что крест по-прежнему лежит на невысоком пороге, правда больше не горит и не светится. Наклонилась и подняла солнцезащитные очки, чтобы лучше рассмотреть его. На дереве никаких следов, подпалины от огня, увиденного мной, ночью, отсутствуют, нет и свежего запаха дыма. Крест украшала резьба, обе поперечные планки скорее похожи на большие щепки, выпиленные из дерева.

Он казался старым, почернел от времени и долгих лет службы. Все четыре конца гладкие и закругленные, Как будто их терли наждачной бумагой, а потом обработали маслом. Или, может быть, частые прикосновения человеческих рук отполировали их до блеска? Планки скреплял искривленный кусок гладкой железки с голубовато-зелеными отложениями, впитавшимися в дерево. «Старый, — подумала я. — Старый, старый, старый».

Рик поднялся по узким ступеням и наклонился, чтобы поднять крест. Не медля ни секунды, я набросилась па него. Схватила за джинсы в области талии. И изо всей Силы дернула, перебросив его за спину. Приземлившись, он тихо вскрикнул от боли и удивления, перевернулся и выдохнул. Я стояла, загораживая собой подступ к крыльцу, и ждала, пока он отдышится. Он простонал и выругался:

— Какого черта! Что на этот раз не так?

— Ты мог дотронуться до креста, — ответила я. — А он принадлежит вампирше. Она бы учуяла на нем твой запах. Не слишком предусмотрительно.

— Какие еще кресты у вампиров? — проворчал он. Оттолкнулся локтями и сел, широко раздвинув и вывернув ноги, подошвы глубоко врезались в ракушки, пробороздив небольшие траншеи, каблуки утопали в образовавшихся насыпях. — Кроме того, обычного «стой» было бы достаточно. Тебе никогда не говорили, что ты перебарщиваешь?

— Да, несколько человек. Некоторых уже нет на белом свете, — ответила я, ухмыляясь. — А я все еще здесь.

Рик ответил презрительным хмыканьем и перекатился на колени.

— Ты что, занимаешься со штангой? У тебя руки как у гориллы. — Он поднялся на ноги и теперь стоял, глядя на меня.

Ага, занимаюсь. Жму, лежа на скамейке. Выражение его лица мне нравилось. Как правило, меня одаривали такими взглядами, если я делала вещи, непосильные простым смертным. Обычно я не обращала на них винмания. И это работало главным образом потому, что люди не желали признавать мою непохожесть на них, различие или странности. Им бы поместить все выходящее за рамки их понимания в удобную для понимания нишу, наклеить ярлык — и дело с концом. Так легче и не очень страшно.