— Хелен, для меня важно лишь одно. Только это я всегда хотел знать, и ничего больше.
— Что именно?
— Понимаю, звучит по-детски, но я хочу знать, любишь ли ты меня. Мне просто
— Да. Я тебя люблю.
Как просто оказалось произнести вслух то, чего она ни разу не могла выговорить нормально, хоть сколько-нибудь убедительно, с момента своего обращения. Но теперь признание соскальзывает с губ совершенно естественно.
— Я тебя люблю. Я хочу с тобой состариться. Это мое самое большое желание. Но, Питер, я действительно считаю, что должна тебе все рассказать.
Муж смотрит на нее с ласковым упреком, словно это она чего-то не понимает.
— Послушай, Хелен, — отвечает он. — Многие люди даже не верят в наше существование. Мы для них — миф. Правда — это то, во что человек хочет верить. Мне ли не знать, я с этим каждый день на работе сталкиваюсь. Люди выбирают одни факты и игнорируют другие. Я понимаю, что во мне сейчас, наверное, говорит выпитая кровь, но я хочу верить в
Возможно, сейчас в нем
У обоих такое чувство, будто они никогда не делали этого раньше. По крайней мере так — без страхов и сомнений. И от этого у них рождается прекрасное ощущение тепла, словно они вернулись в дом, о котором всегда знали, но никогда по-настоящему не ощущали своего в нем присутствия. Когда сквозь шторы пробиваются первые мягкие лучи света, они прячутся поглубже в уютную тьму под одеялом, и Хелен ни на миг не задумывается о заляпанном кровью постельном белье.