Будь он живым, Хунсаг легко стряхнул бы его с себя — все же десяток лет посвятил обучению шаолиньскому кунг-фу. Но в хватке мертвеца было что-то такое… усыпляющее, обезоруживающее, что-то, от чего Хунсаг вдруг почувствовал себя мухой, увязшей в медовой лужице. Как будто бы яд, парализующий волю, сочился из холодных твердых ладоней.

Обмерший, растерявшийся Хунсаг просто смотрел на то, как мертвец, цепляясь за его ноги, пытается встать.

«Бобогото меня подставил! — мелькнула мысль. — Не собирался он ничему меня учить! Подставил меня, хитрая тварь…»

* * *

Удивленно и недоверчиво Марк рассматривал фотографию Жанны Колос, главного редактора газеты «Слухи и сплетни», которую нашел на интернет-сайте.

Ангелина, как только они вернулись от Ефросиньи, настояла, чтобы он сразу зашел с мобильного телефона на сайт, списал номера редакции и позвонил корреспонденту, Савелию Миронову, чью визитку им вручила старуха.

И вдруг такое.

Жанна.

Через столько долбаных лет.

В расплывшемся, как клякса, и пористом, как свежий хлеб, лице почти невозможно было узнать ту, которую — веселую, всегда чуть пьяную, наглую — он когда-то прижимал к себе, чтобы поцеловать рыжий завиток возле маленького розового уха.

Правда, Жанна и тогда была «в теле» — крепко сбитая, сочная, поспевшая, тугая и аппетитная. Да еще и в крови ее бурлила независимость чистейшей высочайшей пробы: плевать она хотела на так называемые идеалы красоты и стандарты, придуманные маркетологами, продающими антицеллюлитный крем. У Жанны был аппетит молодой здоровой женщины. Гурманом она не являлась и ничуть не стеснялась своих плебейских вкусов. Завтракала омлетом из четырех яиц и блинчиками с джемом, на ланч забегала в закусочную быстрого питания, где покупала несколько гамбургеров и ванильный молочный коктейль, потом в ход шли конфеты и жевательный мармелад, который она отправляла в рот в огромных количествах. Завершал ее день сытный ужин с непременным десертом — особенно обожала прессованные взбитые сливки, упакованные в непрозрачные разноцветные бутыли. Жанна покупала их ящиками.

Притом она вовсе не была банальной обжорой, приросшей задом к уютному плюшевому дивану. Нет, ее раблезианский аппетит распространялся и на прочие области жизни. Жанна пила жизнь ведрами, и новые впечатления не выматывали ее, а напротив — давали резервную энергию. Она искренне, всей душой любила мир, в котором ей суждено было родиться, во всех его проявлениях — светлых и темных. Марку никогда больше не встречались подобные люди, в сердце которых словно всегда было распахнуто окно, предназначенное для всех подряд. Жанна любила людей, искренне интересовалась ими — и теми, кто был допущен в ее ближний круг, и просто случайными попутчиками. Будучи отчасти снобом, Марк находил большинство людей скучными, Жанна же считала, что все зависит от угла зрения. Надо только подобрать правильный ракурс, и любой человек засияет, как райский павлин.