Мы заключили сделку, договорились о возвращении, о том, что снова станем жертвой, на этот раз ради нее. Мы перенесли Кристину в безопасное место, но только для того, чтобы услышать от врача, что спасти ее невозможно. Мы пришли слишком поздно, снова проиграли, приняли решение обратить ее ради спасения и у видели ее ужас, когда она очнулась и поняла, что стала тем, чем были все мы. Она называла нас чудовищами, ругала и проклинала, а потом убежала в ночь, бросив всех.
Мы заключили сделку, договорились о возвращении, о том, что снова станем жертвой, на этот раз ради нее. Мы перенесли Кристину в безопасное место, но только для того, чтобы услышать от врача, что спасти ее невозможно. Мы пришли слишком поздно, снова проиграли, приняли решение обратить ее ради спасения и у видели ее ужас, когда она очнулась и поняла, что стала тем, чем были все мы. Она называла нас чудовищами, ругала и проклинала, а потом убежала в ночь, бросив всех.
Луи Сезар подхватил меня, когда я начала скатываться вниз. Одной рукой он держался за последнюю опорную балку, все еще прикрепленную к стене, а другой рукой сжимал мое запястье. Но на его лице явственно читалось напряжение. Он потерял слишком много крови и не мог продержаться долго.
Я попыталась вскарабкаться по его телу, чтобы ухватиться за балку, но меня захлестнула новая волна воспоминаний.
Вернуться обратно к Джонатану показалось нам почти разумным. Наверное, тюремщики были правы, когда шептали нам на ухо: «Это все, на что вы годитесь в жизни». Мы верили этому, даже когда ослепительная боль от клинка, распарывающего спину, поднималась по позвоночнику. Мы опускали глаза и видели, как окровавленное лезвие выходит из груди, как рука, касающаяся кожи между лопатками, вытягивает клинок обратно. Мы наблюдали, как пульсирующая дуга переливается в воздухе, словно нитка рубинов, как маг упивается ею, и она рассеивается, словно дым. Мы верили, потому что пытка продолжалась ночь за ночью.
Вернуться обратно к Джонатану показалось нам почти разумным. Наверное, тюремщики были правы, когда шептали нам на ухо: «Это все, на что вы годитесь в жизни». Мы верили этому, даже когда ослепительная боль от клинка, распарывающего спину, поднималась по позвоночнику. Мы опускали глаза и видели, как окровавленное лезвие выходит из груди, как рука, касающаяся кожи между лопатками, вытягивает клинок обратно. Мы наблюдали, как пульсирующая дуга переливается в воздухе, словно нитка рубинов, как маг упивается ею, и она рассеивается, словно дым. Мы верили, потому что пытка продолжалась ночь за ночью.