Светлый фон

Григорий ничего подобного не помнил. Некие обрывки воспоминаний принадлежали Абернати. Но то, что он услышал, потрясло его до глубины души. Он вспомнил о гибели древнего колдуна, о руках его врагов, тянувшихся к нему. Каждый из тех, кто коснулся его тела, был наделен крошечной частицей жизненной силы этого безумца — частицей того, что некоторые назвали бы душой.

душой. душой.

План был поистине грандиозный и вместе с тем чудовищный. Связь древнего злого колдуна с жизнью призваны были поддержать те самые, кто его уничтожил. Словно паразиты, частицы Михася жили внутри них, питаясь и набираясь сил от тех, в ком поселились. Михась сказал, что не все они были нужны, но вполне достаточное их число было передано через века… означало ли это, что частицы при передаче из поколения в поколение продолжали делиться? Григорию это представлялось вполне вероятным. Этим могло объясняться не только то, что в итоге частиц должно было с лихвой хватить для воссоздания Михася, но и то, почему Григорий чувствовал, что в башне присутствует множество людей, помимо тех, кто стоял сейчас перед ним.

Скольким же выпала такая участь?

Неужели то, что он видел перед собой, и есть конечный результат? Не может быть! Никто, в том числе и Михась, не пожелал бы такой жизни. В его грандиозном замысле явно было что-то еще. Михасю нужно было обрести физическое тело. Вероятно, эта роль была отведена Терезе. Вероятно, Григорий своим появлением сорвал этот ритуал.

Он молчал, и тем вызвал разочарование своих собеседников.

— Я, признаться, ожидал большего от моей драгоценной плоти. Ты — мое тело, но ты — не я. Теперь это ясно. — Все как один потерли подбородки. — Ты помешал мне использовать могущество полной луны… Надо подумать, как это скажется на осуществлении моего замысла.

И тут Григорий расправил плечи. Кое-что из того, о чем болтал Фроствинг, начало обретать смысл. Грифон намекал: для того чтобы спасти себя, ему нужно возненавидеть себя. Последняя часть совета Фроствинга до сих пор была Григорию непонятна, но до сих пор он и о Михасе не ведал. Да, он мог бы возненавидеть жившую внутри него частицу Михася. Чем больше он слушал тщеславные разглагольствования коллективного разума, чем больше осознавал, как мало значат для этого себялюбца другие жизни, тем сильнее становилось его отвращение.

Возненавидеть Михася? Это будет несложно, но чем это поможет Григорию?

— Вскоре я решу, как быть, — нараспев проговорили стоявшие клином перед Николау люди. — Ты вернешься, когда понадобишься мне.

Григорий укрепил защитное поле, построением которого занимался все это время, однако все его усилия были тщетны. Носители частиц души Михася согласно указали на него руками.