— За ними пришел Курт фон дер Вьезе. Увел куда-то обоих. Сказал, что они понадобились Гисслеру. А ты почему не на развалинах? Нашли уже что ли мальчишек?

Вильфред не отвечал. В ушах его звенело, а в груди разливалось что-то густое, черное… разжигающее внутри тяжелую, глухую ярость.

…В ушах звенело так сильно, что он не слышал ни окликов, ни удивленных вопросов, он шел туда, куда вела его ярость. Нужно было слушаться ее, иначе она грозила затопить, раздавить, уничтожить.

Поднимаясь по крутым ступеням на первый этаж замка, Вильфред снял с плеча автомат.

Окружающие были заняты своими делами и никто не обратил внимания на солдата с автоматом, а потому никто и не пытался его остановить.

Вильфред заглянул в лабораторию доктора Гисслера, но та оказалась пуста, где находились его апартаменты он не знал, да и понимал, что нет у него времени на поиски, поэтому направился в кабинет генерала Хофера.

И здесь его, наконец, ждала удача.

У дверей стояли двое солдат, которых Вильфреду пришлось расстрелять, иначе они просто не впустили бы его к генералу.

А Хофер встретил его выстрелом в упор, благоразумно решив не выяснять, кто и зачем стреляет в коридоре, а потом вламывается к нему без стука.

Пуля ударила Вильфреда в грудь и отшвырнула к стене, но он пока еще не чувствовал ни боли, ни слабости. Он видел перекошенное лицо генерала, направленный на него пистолет, он уже понимал, что убит, но понимал так же и то, что Сила еще не покинула его.

Вильфред поднял автомат и, прежде чем еще одна пуля выбила ему затылок, выпустил в генерала Хофера короткую очередь.

И попал.

Глава XVII Визиты ангела смерти

Глава XVII

Визиты ангела смерти

Дни и ночи слились для Лизе-Лотты воедино. Впрочем, теперь для нее вовсе исчезли понятия «день» и «ночь». Она забыла о том, что это такое. Она вообще многое забыла… Почти все.

Она лежала в гробу, куда ее положил возлюбленный. Лежала послушно, терпеливо. Иногда спала — но без снов. Но большую часть времени просто ждала. Ждала, когда замки на гробу щелкнут и любимый выпустит ее ненадолго, чтобы покормить и приласкать. Все ее существование сосредоточилось теперь на трех явлениях: темнота ожидания, сияние его лица во тьме — и горячая, сытная сладость крови. Лежа в гробу, она замерзала. Но, напившись крови, согревалась и начинала радоваться жизни. Тогда возлюбленный обнимал и целовал ее, и ласкал, и шептал всякие чудесные слова… Вроде того — как стала она красива и как жаль, что теперь она не сможет увидеть себя в зеркале. Или — как он боялся потерять ее, когда безумный доктор чуть было ее не разрезал, и какое счастье, что его все-таки удалось остановить. Лизе-Лотта не знала, кто такой этот безумный доктор, но страшилась его, льнула к возлюбленному. А он говорил, что она может называть его «Раду», так его назвали когда-то, когда он был человеком, хотя теперь его называют «Хозяин» или «Граф»… Но она может называть его «Раду», ему это будет даже приятно, потому что он любит ее, он наконец-то снова любит, и ее он не потеряет так глупо, как потерял Эужению или Кончиту.