Светлый фон

Дарриган с протяжным вздохом ответил:

— Они — эти двенадцать. Мадам Массон и остальные. Это проклятое Общество любителей карьеров! Они велели мне остаться, я же вам сказал! Я у них на крючке!..

Он с грохотом подвинул к себе стул и буквально рухнул на него.

— Сегодня утром, да… Сначала я отказался. Я сказал, что у меня билет на поезд, что мне нужно уезжать. Но Массон оставалась непоколебимой. Сказала, что отъезд из Парижа может плохо для меня обернуться. «Гораздо хуже, чем наводнение!» — вот так прямо и сказала. Видели бы вы этот свет у нее в глазах… Это что-то ужасное, невероятно жестокое… Потом она напомнила мне, что моя жена и две дочери живут в По… и добавила, что прекрасно знает где…

прекрасно знает где…

Сильвен едва мог поверить в этот рассказ — так же как несколько дней назад с трудом мог поверить собственным глазам, увидев свою мать проводящей «эксперименты» в подземной лаборатории…

— Вы хотите сказать, что моя мать вам угрожала? — сказал он.

При этих словах хозяин «Баскского трактира» побагровел. Его руки задрожали еще сильнее. Он словно бы только что осознал, кто перед ним.

кто

— Ну… не то чтобы… — пробормотал он. — Я никогда не требовал многого, вы хорошо это знаете… А мадам Массон была добра ко мне… всегда помогала, если что-то не ладилось… То есть вы понимаете, что для меня невозможно было…

Он замолчал.

— …ее ослушаться? — подсказала Тринитэ, ошеломленная таким состоянием взрослого мужчины.

После недолгого колебания Дарриган опустил глаза и едва слышно подтвердил:

— Да, ее ослушаться…

Воскресенье, 19 мая, 18.37

— Нам стоило бы спрятаться где-нибудь в ресторане, — проворчала Тринитэ.

— Ив на это не согласился бы ни за что. И потом, здесь, в сквере, мы и так рядом.

— М-мм… — недовольно произнесла Тринитэ, которая, чтобы справиться с раздражением, пересчитывала деревья в центральной аллее. — Думаете, этот сквер тоже скоро затопит?

— Весь центр уже под водой, — послышался позади них тихий голос.

Сильвен и Тринитэ обернулись. На земле сидел человек, прислонившись спиной к стволу платана. Лицо его было зеленовато-бледным, волосы и одежда — мокрыми и грязными. Можно было подумать, что недавно он упал в лужу — скорее всего, даже не в одну. В руках он вертел большой кусок ярко-красной резины.