Я, разумеется, знал, что его остановило, но промолчал. Эмброуз сел на постель и дружески взял меня за плечо.

— Стивен, я очень рад, что ты приехал. Только прошу тебя, если я начну говорить что-то странное или даже обидное, умоляю, не обращай на меня внимания. Мне иногда кажется, что я не в себе.

— Ты просто переутомился.

— Возможно.

Он поднял голову; при свете луны было хорошо видно его лицо — усталое, изможденное; Эмброуз опять к чему-то прислушивался.

— Нет, — сказал он, — нет. Это не ветер шумит в ветвях, и даже не звезды перекликаются, это где-то гораздо дальше — за Пределом, Стивен. Неужели ты не слышишь?

— Я ничего не слышу, — мягко сказал я, — а ты, если поспишь, тоже перестанешь слышать.

— Дело не в сне, — прошептал он, словно боялся, что нас подслушивают. — Спать еще хуже.

Я вылез из постели, подошел к окну и распахнул его настежь.

— Иди сюда, послушай, — сказал я.

Эмброуз подошел ко мне и прислонился к подоконнику.

— Ветер качает деревья, больше ничего.

Он вздохнул.

— Я все расскажу тебе завтра — если смогу.

— Расскажешь, когда сочтешь нужным. Однако почему не сейчас, если тебе этого хочется?

— Сейчас? — переспросил Эмброуз, испуганно оглядываясь. — Сейчас? — хрипло повторил он.

И вдруг торопливо заговорил:

— Чем занимался Элайджа в башне? Как он уговаривал камни? Как взывал к холмам или небесам? Я этого не знаю. И кто может таиться у какого-то порога?

Он замолчал, а затем, взглянув мне в глаза, покачал головой и тихо сказал:

— И ты не знаешь. Этого никто не знает. И все же здесь что-то происходит; поверишь ли, мне иногда кажется, что все это вызвал я, правда, не знаю как.