И все же не это стало причиной беспокойства моего кузена. Подобные вещи Эмброуз умел легко объяснять и сам, не нуждаясь ни в чьей помощи; не напугали бы его и «живые» переливы света внутри мозаичного рисунка, которые, как известно, возникают от чрезмерно длительного созерцания, ибо окно в кабинете и в самом деле было сделано на высочайшем техническом и художественном уровне, к тому же мастером, наделенным богатейшей фантазией. У этой иллюзии оживающих красок, несомненно, было какое-нибудь научное объяснение, однако в тот момент, когда я разглядывал необычное окно, мое внимание привлекло нечто совсем иное, что никак не поддавалось рациональному анализу. Мне показалось, что в окне появился какой-то рисунок или портрет, который возник внезапно, словно его кто-то туда вставил или даже словно он сам вырос прямо на стекле.

Нет, это не могло быть игрой света, поскольку окно выходило на запад и в этот час находилось в тени; кроме того, быстро забравшись на шкаф и заглянув в окно, я убедился, что снаружи не было ничего такого, что могло бы отражать свет. Тогда я стал внимательно наблюдать за цветными вставками; ничего не происходило. Подумав, что мне это показалось, я все же решил последить за окном, причем в разное время — и днем, при солнечном освещении, и ночью, при свете луны.

В это время Эмброуз крикнул из кухни, что завтрак готов, и я прервал свои наблюдения, твердо решив тщательнейшим образом изучить странные световые эффекты окна, тем более что времени у меня было предостаточно и возвращаться в Бостон я пока не собирался — во всяком случае, до тех пор, пока не будет выяснена причина странного поведения моего кузена, о котором тот упорно не желал говорить.

— Вижу, ты выкопал несколько историй из жизни Элайджи Биллингтона, — с нарочитой прямотой сказал я, усаживаясь за стол.

Эмброуз кивнул.

— Ты же знаешь, я увлекаюсь генеалогией и вообще люблю все старинное. А ты?

— В смысле, могу ли я что-нибудь добавить в твою коллекцию?

— Да.

Я покачал головой.

— Боюсь, что нет. Впрочем, если я почитаю документы из твоего кабинета, может, что-нибудь и вспомню. Можно?

Он был в нерешительности. Конечно, ему этого не хотелось; но, с другой стороны, какой смысл скрывать от меня то, что я уже видел?

— Пожалуйста, смотри, сколько хочешь, — небрежно бросил он. — Мне они ни к чему. — Он отхлебнул кофе и бросил на меня внимательный взгляд. — Честно говоря, Стивен, я здорово увяз в этом деле и теперь уже вообще ничего не понимаю; но, знаешь, у меня такое чувство, что бросать его нельзя, поскольку, если мы его бросим, могут произойти странные и ужасные вещи, которые все же можно предотвратить — если знать, каким образом.