Сергей стремглав бросился назад, потом снова к кафедре, когда понял, что ключи остались у Филиппыча, а затем опять к апартаментам начальника, к вожделенной полке за стеклянными дверьми книжного шкафа… И вот в его дрожащих, алчущих правды руках уже шелестит бумага столь нужной книги… Вот и он, портрет… Блин, и не оторвешься от этого взгляда, от этих прилипчивых нежных игривых глаз… Костров не просто вглядывался в лицо девушки, он пил, пусть только глазами, а не губами и ртом, но именно пил, вливал, всасывал в себя её двойственную красоту, и длилось это до тех пор, пока он, наконец, не насытился, не понял, не решил для себя, что же значит это лицо, эта улыбка, этот взгляд…

^{Флора (фрагмента картины «Весна» Сандро Боттичелли)}

Но всё-таки надо было удостовериться в правильности собственного понимания, а потому Сергей принялся искать, что же думает автор книги о личике этой всемирно известной блондинки с волосами пшенично-золотистого цвета… Так-так… «Умное, смелое…». Пожалуй, но не в этом суть… «Таинственно длинный, «русалочий» разрез глаз придает взору богини нечто неуловимо ускользающее и одновременно пристально всевидящее»… Неуловимо ускользающее? Пристально всевидящее?… Верно, конечно, но… Но главное в ином… «Скептичная и нежная… Привкус горечи в блеске ее радости…» Горечь? Сомневаюсь, скорее затаенная грусть, очень глубоко затаенная, спрятанная на самом донце бездонной души… «Образ женственной юности, мыслящей не по годам…» Ну, да, в мудрости ей не откажешь — это бесспорно… И все??? Это все, что автор смог нацедить о ее загадочном лице??? А главного так и не понял, не увидел… Придется самому… Что же всё-таки главное? Что же? Нет, не могу дать этому имени… понимаю, чувствую, а подходящего слова не нахожу… Блин, что же это такое! Надо расслабиться, а потом снова свежим взглядом…

Опять пошли на прокур… Вернулись… И тут Сергея осенило…

— Филиппыч, слушай, посмотри-ка на этот портрет и скажи мне, каким одним словом можно описать этот взгляд?

— Одним словом… — «старший друг» вгляделся в изображение, потом перевел глаза куда-то на потолок, затем снова на портрет, и, наконец, вынес вердикт: — Одним словом, говоришь? Пожалуй, пожалуй я выбрал бы «ожидание» или даже «предвкушение»… Видишь, как рот приоткрыт? Она словно ждет… Такие гобелены ведь вешали в спальнях сеньоров, поэтому она в сущности говорит: «Иди ко мне, любимый! Возьми меня! Я так долго тебя ждала, так тебе рада, так тебя люблю!»

Костров выхватил книгу с портретом, чтобы снова впиться в него глазами: