Чесна локтем толкнула его в бок и показала на гавань. Большая летающая лодка «блом-унд-фосс» со свастикой на хвосте скользила по гладкой водной поверхности ярдах в двухстах от берега. Она сделала два медленных круга вокруг рыбацкой флотилии, потом, взлетев, набрала высоту и исчезла в низко плывущих облаках. Нацистские хозяева наблюдают.

Хёркс остановил грузовик перед каменным домом.

— Вы слезайте здесь, — сказал он Майклу, Чесне и Лазареву. — Мы позаботимся о вашем грузе.

Ни Чесне, ни Майклу вовсе не хотелось доверять оружие и боеприпасы человеку, которого они не знали, но они не хотели идти на тот риск, что оружие может быть найдено, если поселок будут обыскивать люди из экипажа летающей лодки. Они с неохотой сошли с грузовика.

— Вы заходите туда, — Хёркс показал им на дом. Двери его блестели от шеллака высушенных шкурок тюленьих бельков. — Отдыхайте. Ешьте. Ждите. — Он надавил на газ и порулил дальше по грязи.

Майкл открыл дверь и вошел. Волосы ему причесал маленький водопад серебряных колокольчиков, свисающих с притолоки, зазвеневших весело, как в канун Рождества. Колокольчики прошлись и по волосам Чесны и погладили щетинистую макушку Лазарева. Внутри дома было мрачно, пахло рыбой и высохшей тиной. По стенам были развешаны сети и кое-где на гвоздях висели вырезанные из журналов картинки. В глубине чугунной печки мерцал слабый огонь.

— Эй! — позвал Майкл. — Есть здесь кто-нибудь?

Заскрипели пружины. На старом коричневом диване лежала большая куча грязной одежды, куча эта зашевелилась и, когда вновь прибывшие уставились на нее, села, проминая диван.

— Боже мой! — по-немецки выдохнул Лазарев. — Что это?

Чем бы оно ни было, оно потянулось за бутылкой водки, стоявшей на полу рядом с собой. Большая смуглая рука вынула откупорила бутылку, подняла ее, и послышались звуки булькания жидкости. Затем отрыжки.

Куча попыталась встать и, поднявшись, оказалась значительно выше шести футов.

— Пожалуйте! — Голос был хриплый и пьяный. Женский голос. — Пожалуйте! — Она подошла к ним, в красноватые отблески печки. Доски пола под ней жалобно скрипели, и Майкл удивился, что они вообще ее держали. В этой женщине было, должно быть, не менее двухсот пятидесяти фунтов веса и, вероятно, шесть футов и два дюйма роста. Она приблизилась к ним, колышущийся передвигающийся холм. — Пожалуйте! — сказала она еще раз, пьяным заплетающимся языком. Широкое морщинистое лицо ощерилось в улыбке, демонстрируя рот, в котором торчало лишь три зуба. У нее были светло-голубые глаза миндалевидной эскимосской формы, кожа медно-коричневого цвета и гладкие прямые волосы, остриженные будто бы по горшку, бронзово-рыжеватого цвета: смесь, как понял Майкл, эскимосских и нордических генов, боровшихся между собой за преобладание. Она явно была очень необычной женщиной, и стояла с ухмылкой, завернувшись в складки разноцветного одеяла. Майкл решил, что ей около сорока лет или даже больше, судя по морщинам и седине в рыжих волосах.