— А это тоже хорошо, — добавил пришелец, будто раздумывая. — Ближайшие несколько дней тебе будет трудно голову повернуть, не то что встать.
— Уходите, — прохрипел Руслан.
— Сейчас уйду. Можно я возьму аптечку?
Руслан не ответил.
Тяжелые шаги послышались совсем рядом.
— Желтая маркировка — не самый лучший вариант, но далеко не худший. — Голос слышался сейчас в двух шагах, почти над самым ухом у Руслана. — Его начали комплектовать ньюхопом еще в октябре… Ага, вот. — Звякнуло стекло. — Нам редкостно повезло с аптечкой. Хочешь есть?
Руслан молчал.
— Скорее всего, нет, — сам себе ответил вошедший. — Но пить тебе необходимо часто и много. Принесу тебе воды и бульон в термосе.
— Не надо.
— Надо, надо… Я принимаю во внимание твои предрассудки относительно ходячих мертвецов — но горшок-то ты мне вынести позволишь? Острое течение лихорадки Эдгара — точно не парк аттракционов. А у тебя острый вариант. Отдыхай.
Неровные шаги удалились. Хлопнула, закрываясь, дверь.
* * *
Вторую половину дня Руслан не запомнил. День и ночь спутались. Ему было одновременно жарко, холодно, душно; потом вдруг сразу, ни с того ни с сего, сделалось легко и спокойно. Он стоял на бетонном причале и смотрел, как подходит катер, как загорелый парень в тельняшке стоит на борту с канатом в руках, покачивает просоленной канатной петлей и кричит Руслану, чтобы тот отошел от причальной тумбы. Прогибаются огромные покрышки, мягким слоем облепившие причал, — борт катера прижимается к ним основательно и в то же время нежно. Пахнет морем и водорослями. Очень легко. Не жарко. Хорошо.
Не хотелось открывать глаза. Было ясно, что моря он не увидит, а увидит комнату. Бывший кабинет бывшего начальника бывшего санатория.
Он промок, как мышь. Оба одеяла валялись на полу. Руслан пошевелился; у него заново появились силы. Он чувствовал, что может встать.
— Это никакая не лихорадка! — сказал он вслух. Голос вышел чужой, но громкий.
— Это лихорадка, — тускло отозвались от двери. — Ложись. Я рад, что тебе лучше, но ньюхоп действует всего пару часов. Так что ложись и не танцуй без надобности.
Руслан повернул голову.
Дверь была приоткрыта. Тускло горели лампочки в коридоре. Видно было лицо, закрытое синей хирургической маской и темными очками, черную бейсболку, козырьком надвинутую почти на нос, и руку в резиновой перчатке, уцепившуюся за дверной косяк.
Руслан попятился.