— Но почему… — Рудольф запнулся.

В самом деле, только сейчас он осознал, что подобное предчувствие живет и в нем.

— Вас тянет на откровенность, — пожала она плечами. — Романтика… Сантименты… Прозрение перед бесконечностью… Нет, вы не ошибались: наш мир действительно был тихим, как омут, в котором водятся черти. Людей, выпадавших из общего правила, не наберется и одного процента… Другое дело, что их травили или усмиряли как раз потому, что хотели эту тишину сохранить. Бесконфликтную, мягкую тишину. Или, если вы говорите о теории Альбины, догадывались о том, что так долго продолжаться не может, и приносили в жертву неприметные единицы, чтобы за их счет оттянуть время «Ч». Какая теперь разница? Тишина нарушена, и жизнь началась… Даже если и закончилась для кого-то.

— Вы пессимистка. — Рудольф улыбнулся, и собственная улыбка показалась ему неуместно сентиментальной. — Что ж, я пошел искать радиостанцию…

Похоже, выполнить это намерение было не судьба — снизу раздался неразборчивый крик, затем кто-то затараторил на высоких нотках, фальцетом: «Тревога-тревога-тревога!»

Кирпичная кладка в конце концов не выдержала и развалилась, пропуская агрессоров внутрь.

— Всем, кроме наблюдающих, на место прорыва! — закричал Рудольф, устремляясь на крик.

* * *

— Мы не можем позволить вам взять эту тетрадь с собой… — в десятый раз повторил щуплый человечек с красными ушами. На нем была военная форма, но и она не могла отвлечь внимание от подлинной его сущности: перед Тихим сидел мелкий чиновник из особой, неистребимой породы людей, живущих инструкциями и приказами свыше; породы, имеющей своих представителей в любом веке, обществе и области человеческой деятельности.

— Да? — почти весело спросил его Тихий. — То есть вам наплевать, что здесь речь идет о лечении констрикторизма?

Если бы этот красноухий, жалкий в своей чиновничьей напыщенности типчик хотел уничтожить записи сознательно, он держался бы совсем по-другому, как положено с врагом, но этот человек врагом не был. Он не был в каком-то смысле даже человеком — просто часть великой силы, именуемой Инструкцией, персонаж почти карикатурный.

— Все вещи, вынесенные из карантинной зоны, должны сжигаться или проходить дезинфекцию, чего с бумажными предметами в наличествующих условиях сделать невозможно, — невозмутимо пояснил красноухий.

— Но постойте… — шагнула от стены Альбина. Ей были непонятны и тупость красноухого, и поведение Тихого, который, вместо того чтобы настаивать на своем, бороться за сведения, добытые с таким трудом, стоял и ухмылялся.