— В самом деле? — уже более мягко спросил он. — Где ты их видела?

— Мы были вместе на Синевире…

Он долго молчал, обдумывая что-то.

— А ты случайно не знаешь, как выйти на дорогу? — уже без всякого раздражения спросил он. — Я уже много дней пытаюсь это сделать, я обошел все окрестности, иногда мне казалось, что я вижу дорогу, но всякий раз, приближаясь к ней, я каким-то чертовским образом оказывался здесь, возле этой дьявольской корчмы!

— Ты разговаривал с кем-нибудь из местных жителей? — спросила Ку, к своему огорчению замечая, что этот Андраш — в силу своего потрясающего сходства с Петером Майером — начинает ей нравиться.

— С ними поговоришь! — фыркнул Андраш. — Они делаю вид, будто не замечают меня!

Ку задумалась. Что все это могло значить? Но как ни старалась она связать события предыдущего дня со своим неожиданным появлением в этой загадочной деревне, у нее ничего не получалось.

— Но как ты попал сюда? — спросила она, подозревая, что и он совершенно запутался в происходящем.

Андраш растерянно пожал плечами.

— Я заночевал в старой, заброшенной хибаре, но утром оказался совершенно в другом месте…

Обдумывая его слова, Ку уставилась на торопливо бегущую, прозрачную до самого дна речку. И тут видение исчезло…

Она снова была в полутемном, продымленном помещении, на этот раз совершенно одна. В углу тихо и жалобно попискивал сверчок. Через маленькое окошко пробивался розоватый вечерний свет. Снаружи не доносилось никаких звуков.

Ку сидела на скамье, за столом, рассеянно перекатывая по истертой, выщербленной поверхности оставленное кем-то медное колечко. Она думала об Андраше. Она знала, что он был где-то рядом, у реки, и ей хотелось пойти туда, но у нее не было сил даже подняться. Сгущающиеся сумерки, тишина, изредка прерываемая слабым писком сверчка, ощущение полной заброшенности, полной потери связи с окружающим миром — все это вызывало у Ку чувство тоски и тревоги. Она понимала, что ей нужно вырваться из этого душевного оцепенения, разыскать Андраша, вместе с ним найти дорогу, ведущую в Рахов или к туристскому приюту. Но она ничего не могла поделать с собственным бессилием.

И когда в помещении стало уже совсем темно и ее безмолвное отчаяние переросло в леденящий страх, она услышала, как кто-то тихо позвал ее:

— Оля…

Хриплый, преисполненный тепла и какой-то особой мягкости голос… С трудом очнувшись от оцепенения, она оглянулась.

В нескольких шагах от нее стоял Петер Майер.

Лица его не было видно в темноте, но Ку знала, что это был он. От кого еще мог исходить такой ток тепла и уверенности?