— У тебя это звучит слишком похоже на «навсегда», Ричард.

Он повернулся и посмотрел на меня пристально:

— Никто от меня кормиться не будет. Никто.

Он так был зажат, что я не могла сказать, каковы его чувства, но они ясно выразились на лице. Это было страдание. В его глазах читалась глубокая боль, но он так скрыл свой разум, сердце, что я не могла назвать ее причину — знала только, что ему больно.

— Значит, завтра утром ты здесь не будешь, когда снова придет ardeur?

Я постаралась спросить это как можно более безразлично.

Он покачал головой, густые волосы мотнулись по плечам. Рука его лежала уже на ручке двери, тело повернулось так, что он почти полностью скрыл от меня лицо.

— Я не могу это повторить, Анита. Видит Бог, у тебя то же правило. От тебя тоже никто не кормится.

Я села, обняв колени, крепко прижав их к груди. Кажется, я еще и наготу при этом закрыла.

— Ты теперь ощутил ardeur, Ричард. Если я не могу кормиться на тебе, то на ком? С кем ты хочешь, чтобы я это разделила?

— Жан-Клод... — Но он осекся и не договорил.

— Дело бывает после полудня, и он мертв для мира. Он не проснется, чтобы разделить со мной ardeur.

Рука Ричарда сжалась на ручке двери так, что напряглись бицепсы.

— Тогда Нимир-Радж. Мне говорили, что ты от него уже кормилась.

— Я не настолько хорошо его знаю, Ричард. — Сделав глубокий вдох, я добавила: — И я не люблю его, Ричард. Я люблю тебя. И хочу, чтобы это был ты.

— Хочешь кормиться от меня? Сделать меня своей коровой?

— Нет, — ответила я. — Нет.