В кухне была толпа. Приказ одеться был воспринят без пререканий. Черри надела джинсовые шорты и белую мужскую рубашку с оторванными рукавами, и рваная бахрома украшала дыры. Концы рубашки Черри завязала так, что был виден живот, когда она расхаживала по кухне. Зейн все время следовал за ней. Не знаю, что чувствовала по этому поводу Черри, но Зейн себя вел как влюбленный или как очень серьезно увлеченный мужчина. Он сидел за столом в кожаных штанах, которые снял ночью, забыв про свой кофе и глядя на Черри.

Калеб прислонился к столу в джинсах с расстегнутой верхней пуговицей, так что было видно кольцо в пупке. Он попивал кофе и со странным выражением лица глядел, как Зейн глядит на Черри. Выражение его лица я поняла, но оно мне не понравилось: он будто думал, как устроить им какую-нибудь пакость. Калеб произвел на меня впечатление человека, которому пакости по душе.

Натэниел сидел за столом, заплетя длинные волосы в косу, спадавшую на спину. Грудь его была голой, но я, не проверяя, знала, что одежда на нем есть. Он достаточно меня знал и знал, что я не люблю, когда гости расхаживают голыми.

Игорь и Клодия стояли. В свете дня татуировки Игоря еще сильнее бросались в глаза. Они покрывали руки, насколько я могла видеть через белую майку, и грудь тоже, и шею, как текучие драгоценности, от которых нельзя было оторвать глаз. Даже на расстоянии они красиво смотрелись на бледной коже. Татуировки я не слишком обожаю, но представить себе Игоря без них было бы трудно — они очень ему шли. На нем была наплечная кобура, и как-то она не очень подходила к белой майке, но ладно — не меня же так одели. «Глок» у него под мышкой смотрелся черным пятном на цветной картине — как изъян на полотне Пикассо.

Клодия рядом с ним выглядела положительно ординарно — если женщина ростом почти в семь футов и с такими мышцами может выглядеть ординарно. Пистолет на пояснице и близко не был так заметен, как у Игоря. Черные волосы увязаны в тугой пучок, лицо оставлено чистым и пустым, включая глаза. У Клодии были глаза копа или плохого парня из кино — глаза человека, который не дает заглянуть себе в душу. Кроме полицейских, я мало видала женщин, умеющих делать такие глаза. Будь ее лицо чуть помягче, его можно было бы назвать красивым. Но в твердой челюсти, в резких полных губах, будто молча говоривших «осади назад», было что-то, мешавшее это сделать. Чуть-чуть не хватало в ее лице того, что могло бы полностью переменить ее облик.

Они оба подошли занять свой пост по обе стороны от меня. Я бы могла возразить, но ночью я уже выяснила, что нет смысла. Им отдает приказы Рафаэль, а не я. Он сказал: охраняйте ее, и именно этим они и будут заниматься. А я слишком... какой бы я там ни была, говорить им, чтобы отстали, будет сотрясением воздуха. Пусть ходят за мной, если им так легче. Сегодня мне плевать.