— Поместим его здесь, — предложил он.

Мерфи подхватил Экерли за плечи, а Шарлотта — за ноги, после чего они с максимально возможной осторожностью и почтительностью к мертвецу положили тело на ящик. Только теперь Шарлотта, выпрямившись, увидела, что на контейнере, выведенная большими черными буквами, красуется надпись «Разносортные соусы „Хайнц“».

— И почему вы считаете, что лучше поместить его сюда, вместо того чтобы отправить в лазарет на вскрытие? — спросила Шарлотта.

— Потому что так мы избежим ненужного шума, — объяснил Мерфи. — По крайней мере временно. Да и вообще безопаснее хранить его здесь.

— Безопаснее для кого?

Как бы там ни вышло с Данцигом, неужели начальник и вправду считает, что обезображенный труп ботаника может восстать и начать разгуливать по базе?

Мерфи не ответил, но его взгляд говорил красноречивее любых слов, как и… наручники, которые он вытащил из заднего кармана. Наручники?! Шарлотта не верила своим глазам.

— Вы не оставите меня на минутку? — попросил он. — Я сейчас к вам присоединюсь.

Шарлотта вышла из сарая и остановилась на пандусе. Ветер словно включил высшую передачу и теперь превратился в настоящий ураган. Что за чертовщина здесь происходит? Мыслимо ли — две смерти за несколько дней! Шарлотта понимала, что с моральной точки зрения рассуждать так жестоко, но невольно задумалась, не отразятся ли последние события негативным образом на отзыве о ее работе на станции Адели.

— Теперь порядок, — раздался голос Мерфи у нее за спиной. Он запер дверь на висячий замок с цепью, обтянутой плотным пластиковым чехлом. — Дядю Барни я предупредил, что до дальнейшего распоряжения пользование складом временно запрещено.

Мысленно Шарлотта дала себе зарок больше никогда не брать в буфете соусы «Хайнц», на всякий случай…

— Думаю, излишне говорить, что все должно оставаться между нами. Во всяком случае, до тех пор, пока немного не разрулим ситуацию. В частности, разыщем Данцига.

16 декабря, 14.00

Элеонор очень смутно помнила, что произошло дальше. Ей помогли выйти, буквально донеся на руках до двери церкви, и усадили в некое подобие седла на странной, нескладного вида машине. Затем настоятельно попросили обхватить впереди сидящего мужчину — Майкла Уайлда, как он себя назвал (Элеонор предположила, что он ирландец), — однако подобная фривольность была для нее чересчур, поэтому, собрав последние силы, она категорически воспротивилась. Тогда другой мужчина закрепил ее в седле веревкой, сплетенной из тонкого, но прочнейшего волокна, накинул ей на голову капюшон и плотно стянул его тесемками.