— Самые слабые, — пробормотал фон Хельрунг. — Самые уязвимые.
— Самую младшую нашли на изгибе Мюлберри, всего в нескольких кварталах от моей конторы. Девочка. Ей было семь. Она была изуродована больше всех. Я опущу детали.
С минуту все молчали. Потом фон Хельрунг тихо спросил:
— Их сердца?
— Да, да, — кивнул Рийс. — Вырваны из груди — и когда я говорю «вырваны», я имею в виду, что они именно вырваны. Плоть разодрана, ребра сломаны пополам, а сами сердца…
Он не закончил. Фон Хельрунг утешающе положил ему на плечо руку, которую Рийс тут же стряхнул.
— Я думал, что видел все ужасы, которые только можно представить в трущобах этого мегаполиса. Голод, пьянство, пороки. Лишения и отчаяние, сравнимые с худшими из европейских гетто. Но это. Это.
— Это только начало, — мрачно сказал фон Хельрунг. — И только та часть начала, о которой мы знаем. Боюсь, сегодня обнаружится еще больше жертв.
— Тогда не будем терять времени, — сказал Торранс. От сообщения Рийса у него заиграла кровь. — Давайте сделаем то, чему мы обучены, джентльмены. Давайте отыщем и убьем эту тварь.
Уортроп отреагировал моментально. Он развернулся к молодому человеку и так ударил по столу тростью, что Торранс дернулся в кресле.
— Всякий, кто причинит вред Джону Чанлеру, ответит передо мной! — прорычал доктор. — Я не пойду на хладнокровное убийство, сэр.
— Я тоже, — согласился с ним Пельт. — Только если не будет другого выбора.
— Конечно, конечно, — поспешно сказал фон Хельрунг. Он избегал ледяного взгляда Уортропа. — Линия раздела между тем, что мы есть, и тем, чего мы добиваемся, тонка, как лезвие бритвы. Мы будем помнить о своей человечности.
Фон Хельрунг предложил разделиться на три группы, чтобы расследовать преступления, о которых доложил Рийс. Уортропу идея не понравилась; он настаивал, чтобы мы оставались вместе; разделение нас только ослабит и умалит наши шансы на успех. Его мнение отвергли, но он отступал не ярдами, а дюймами: следующее, что он оспорил, был состав групп, определенный фон Хельрунгом. Тот поставил Уортропа в пару с Пельтом, себя с Доброгеану и Торранса с Граво.
— Опыт надо объединять с молодостью, — доказывал он. — Я должен идти с вами,
— Пеллинор прав, — согласился Пельт. — Не годится, чтобы с ним столкнулись вы с Доброгеану, если оно такое сильное и быстрое, как вы говорите.
Доброгеану напрягся. Он обиделся.
— Я с возмущением отвергаю намек на то, что я не могу за себя постоять в критической ситуации. Надо ли напоминать вам, сэр, кто в одиночку поймал — напомню, поймал живым — единственный в истории монстрологии экземпляр