Впереди у реки на импровизированном щите красовалась надпись, сделанная флюоресцирующими красками, — «СТИКС». В дальнем конце, на той стороне реки, все было выжжено и черно. Среди обуглившихся деревьев и булыжников бессмысленно слонялись мертвецы.

На берегу, с этой стороны реки, стояли голые мать Дженин и мать Маргарет. Они подняли дротики с наконечниками в виде сосновых шишек, с которых стекала кровь, и что-то выкрикивали. В первом порыве Пенелопа хотела было их окликнуть, но сумела сдержать себя.

«Не желаю иметь с ними ничего общего. Но где же Дион?»

Она посмотрела через поле туда, где деревья, где должен находиться его трон. Он там? Что-то ей подсказывало, что его там нет, но надо было действовать, с чего-то начинать.

Она взяла Кевина за руку и повела через поле, и тут вдруг перед ними выпрыгнула мать Дженин. В ее груди, очевидно, было молоко, поскольку из сосков к пупку стекали две молочные дорожки.

— Ты здесь, чтобы наконец-то присоединиться к нам?

— Где он? — спросила Пенелопа, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно спокойнее.

— Ты его хочешь?

Она кивнула.

Мать Дженин показала на гору в северо-западной части долины.

— Он на новом Олимпе, готовит дом для богов. — Мать Дженин понизила голос и гнусно усмехнулась. — Он тебя ждет.

Пенелопе стало холодно.

— Ты ведь, кажется, еще не трахалась с богом, а? — Мать Дженин заржала. — Считай, что мужчину до сих пор не знала. Вот у меня после этого шла кровь. И до сих пор идет.

Пенелопа отшатнулась.

Сзади подошла мать Маргарет.

— Он уже устал тебя ждать! — Она дыхнула на Пенелопу тяжелым перегаром. — Он собирается возродить всех богов Олимпа.

«Неужели они знают? — пронзило Пенелопу. — Неужели догадываются, что я притворяюсь?»

— А где мать Фелиция? — спросила она.

Мать Дженин пьяно засмеялась и отвернулась, не отвечая. Затем, увидев проходящего неподалеку мальчика-подростка, приподняла свой дротик и припустила за ним.

Пенелопа повернулась к матери Маргарет.