Огромное лицо, растянувшееся то ли в небе, то ли на верхнем уровне пирамиды, открыло рот и вновь изрыгнуло склизкую массу. В ряду людей-свиней прибыло.
Толстяк схватил Седьмого за локоть и потащил в сторону маленькой головы.
— Больно! Как же мне больно! — прокатился по равнине вопль.
Седьмой двигался на пределе своих сил. Низ живота тянуло, боль с каждым шагом расползалась по телу. Но он продолжал идти, несмотря на плохое состояние. Кумакан был не лучше: рука обожжена, из глаз течет кровь, пот льет градом.
В воздухе вновь засвистели лезвия. Хрюкая, люди-свиньи догоняли беглецов.
До маленькой головы, торчащей из-под земли, оставалось несколько шагов.
Кумакан замычал и с размаху кинул шар плоти в голову. Удивительно: живой комок взорвался яркими красками. По уровню пирамиды прокатилась взрывная волна, сбившая с ног свиноподобных существ. Огромное лицо раскрыло рот, и комки слизи посыпались на красный песок как конфетки из автомата.
Голова, торчащая из-под земли, начала расти: сероватая кожа затрещала и запузырилась как от огня, губы набухли, брызнула кровь, на лбу выступили паутинки вен.
От очередного удара земли Седьмой потерял равновесие и упал. Внутри него что-то происходило: в легких словно разгоралось пламя, перед глазами всё кружилось и вертелось. Седьмой хотел окликнуть Кумакана, чтобы тот помог ему избавиться от боли, однако толстяк сцепился с человеком-свиньей.
Урод размахивал цепью и наносил точные удары в живот жирдяю. Кумакан не отскакивал от лезвий, позволяя металлу оставлять на теле глубокие раны. Казалось, ему было вообще все равно на боль. Он лишь пытался схватить цепь и подтащить к себе противника, однако свиноподобное существо двигалось быстро, предугадывая любой шаг.
Седьмой лежал и смотрел за тем, как плоть Кумакана с чавканьем шлепалась на горячий песок. Людей-свиней стало больше. Все они кружились в своем смертоносном танце, пытаясь отхватить от жирдяя кусок побольше. Седьмой пытался разглядеть птицу, что отпугивала тварей, но нигде её не видел.
Кумакан схватил цепь человека-свиньи, потянул на себя. Урод забрыкался и завизжал так громко, что у Седьмого заложило уши. Толстяк схватил тварь: глаза-бусинки свиноподобного существа забегали по мордам сородичей, ища помощи, изо рта потекла пена вперемежку с кровью.
Голова, торчащая из-под земли, росла и удлинялась. Изо лба, из переносицы и из губ тянулись ветки, обтянутые человеческой кожей. На глазах Седьмого голова превращалась в необъятное дерево. Комок плоти, что швырнул Кумакан, растворился в песке.
Голова скривилась от боли, лицо исказила гримаса страдания. Она открывала-закрывала лягушачий рот, пыталась что-то сказать, но вырывался лишь сдавленный хрип. Наконец голова зажмурилась и закричала: